нна работала с Пеплом на Белом Побережье, ей не было равных в искусстве провокаций - и лелеяла мечты прибрать генерала к рукам. Сделаться самым законным образом из Анны Ангел госпожой Анной Пепел. Она его боготворила, а генерал, когда был в настроении, ей подыгрывал, поощряя ее надежды. Однажды Анна под большим секретом сообщила мне, что власти всерьез намерены разобраться с Городом, с этой огромной патологией. Город уже сколько лет был как бельмо на глазу, как кость в горле - и у властей, и у Церкви. Все попытки столичных ученых разобраться в его тайнах, разложить их по полочкам и пронумеровать оказались бессильны. Город жил, год за годом балансируя в шатком равновесии трех враждующих семейств, порождая новых Хозяек и рассылая по всей стране отличную колбасу. Этому было решено положить конец. Она перевела дух и заговорила медленнее, пальцами выбивая на столешнице незамысловатый мотивчик в такт словам: - Пепел, исподволь подталкиваемый Анной, перевел планы касательно смены власти в Городе из область теоретизирований в область практики. Ключевые роли на начальной стадии его замысла отводились Анне Ангел и Ольгимскому-младшему. Я знала о его слабости - и Реми сошелся с ним, покорив его душу. Влад с рождения ненавидел цепи, приковавшие его к фабрике. Общение с Шенье стремительно усугубляло его стремление обрести свободу и независимость. Мне даже не требовалось лишний раз подталкивать его в нужном направлении. В конце лета Анна и Влад с шиком прикатили из Столицы в Город. За ней, опять в товарном вагоне, как полагается бродяжке, добралась я. Анна принялась за дело, обрабатывая Семьи, успешно подводя ситуацию к кризисной: три Семейства были готовы вот-вот впиться друг другу в горло. Я по мере сил помогала ей и ждала. Ждала середины сентября, дня гибели Каравана. Ночью я пришла на Курганы и воззвала к Шабнак. Ее время пришло. Время моей клятвы отомстить Городу - всему Городу. Шабнак согласилась - еще бы, смерть - ее стихия. Она не могла только тронуть детей - детей хранила их невинность, через эту черту не могла переступить даже она. О, как она была счастлива, безумная тварь - и я вместе с ней... Планы Пепла летели ко всем демонам, я получила то, что хотела - заманила сюда и его, и Серебряную Бригаду. Я смотрела на всю эту суету перед ликом Чумы, и каждая смерть наполняла меня радостью. Семь лет я ждала, пряталась и готовилась. То, что в нашу игру вмешались новые участники - ты и Бурах - лишь добавляло происходящему остроты и непредсказуемости. Вы так отчаянно старались понять происходящее, найти выход, спасти Город. Хочешь теперь плюнуть мне в глаза и сказать: «Сгинь, чудовище!» - Не хочу, - после долгого молчания, заполненного унылым ревом ветра за стенами, произнес Даниэль. - Я перестал понимать, что есть зло, а что добро, кто прав, а кто виноват. Кто знает, как бы я поступил, окажись на твоем месте и пройдя через испытания, выпавшие тебе. Я... - протянув руку, бакалавр накрыл ладонь Самозванки своей, стараясь говорить как можно искренней и проникновенней: - Я... я люблю тебя, Клара. Такой, какая ты есть. С демоном в твоей душе. Любовь с первого взгляда - еще одна вещь, в существование которой я не верил. Оказывается, она бывает не только в глянцевых романах. Утром мы выберемся отсюда. Может, даже будем счастливы. Мне бы этого хотелось. Правда. Мерцающие, кошачьи глаза Самозванки полыхнули недоверчивой радостью, заставив совесть Даниэля скорчиться в предсмертных муках. Мерно гудела керосинка. Снаружи бесновался ветер, оплакивая души погибших от Песчаной Язвы. * * * Она была такой маленькой и хрупкой. Металась по постели, извивалась и стонала так сладко, что сердце заходилось от восторга. Может, ее губы и тело лгали. Может, нет. Бакалавру не хотелось думать об этом. Он вошел в разверзнутые врата, горячие и тесные, и ему были рады. Ему дарили наслаждение и экстаз любви, не требуя ничего взамен. А потом Клара разрыдалась, горько и безнадежно, словно потерявшийся ребенок, промочив наволочку и край одеяла. Даниэль не пытался ее утешать, просто обнимал, терпеливо дожидаясь, когда копившиеся столько лет слезы иссякнут. Жалобные всхлипы становились все тише и тише. Дыхание выровнялось. Самозванка, девушка без имени, девушка-Чума, заснула, свернувшись в комочек под вытершимся лоскутным одеялом, на скрипучей кровати, в городе, охваченном предсмертной агонией. Стараясь не разбудить ее, Даниэль выбрался из-под одеяла. Будильник на столе, который они завели на пять часов утра, с тем, чтобы собраться и выйти в путь, показывал без четверти полночь. Бакалавр подобрал с пола свою одежду, на цыпочках выбрался на кухню, плотно закрыв за собой дверь. В мятой пачке оставалась последняя сигарета - символ из числа тех, которые Данковский научился узнавать и истолковывать. К сожалению, он слишком поздно постиг это загадочное искусство. Даниэль раскурил сигарету, дешевую и скверную, выпрошенную еще у покойного Сабурова, и уселся верхом на табурет, рассеянно созерцая перемещение стрелок на наручных часах, уцелевших в стольких передрягах. Хотя натопленная Кларой печурка не успела остыть, Данковского бил мелкий, леденящий озноб. Приложив тыльную сторону кисти ко лбу и щекам, он убедился в том, что температура его кожи далека от нормальной. В кончиках пальцев ощущалась раздражающая непреходящая щекотка. Хотелось пить, но малейший глоток отзывался в глубине горла саднящей болью. Бакалавр слишком часто наблюдал эти признаки, чтобы ошибиться. Он был слишком здравомыслящим человеком, чтобы обманывать самого себя. Данковский курил, глотал горький дым, смотрел на часы «Все правильно, - убеждал себя Даниэль, с преувеличенным вниманием следя, как тлеет, обгорая, тонкая папиросная бумага. - Я объявил себя верховным судьей и приговорил Город к смерти. Живых и умирающих. Пушки заговорят не утром, но в полночь. Я не имею права избегать общей участи. Мой приговор - мне и видеть его исполнение. Моя судьба - умирать, держа за руку виновницу всех бед. Она не должна ускользнуть. Мне жаль ее, и единственное, чем я мог облегчить ее участь - попросить у нее прощения. Она умрет ни о чем не подозревающей. Видящей сны о своем призрачном счастье». Он вновь покосился на циферблат. Минутная стрелка неторопливо ползла от деления к делению. «Я выбрал будущее, принеся в жертву прошлое и настоящее. Я, всегда считавший себя скептически настроенным ученым, преданным слугой логики и разума, в итоге выбрал чародейскую башню на стыке миров и поселившихся там детей. Я не увижу созданного ими мира, но мне хочется верить в то, что он будет лучше этого, оскверненного нами, взрослыми. Да, во имя этого я стал убийцей. Пли - и вокруг одни дымящиеся руины. Да уж, съездил с визитом в отдаленный провинциальный городишко...» Он умертвил сигарету в блюдечке, в компании с заплесневелым огрызком яблока. Вернулся в комнату. Не раздеваясь, прилег на постель, зажмурившись и уткнувшись лбом в плечо Клары. Девушка пошевелилась во сне, пробормотав что-то неразборчивое. «Скорее бы. Как невыносимо ждать. Хорошо бы она не проснулась от грохота». Даниил Данковский задремал. Низкий шелест летящих к Городу снарядов вплелся в его смутные грезы, став мирным жужжанием шмелей над летней Степью. Степью, где вздымалась сияющая внутренним огнем Башня-Многогранник. Июнь 2006 года, Райвола - январь 2010 года, Спб.