а, прячась за корпусом гитары. - Марина. И Ася. - Да ничего подобного! - вдруг нехорошо оживилась Каина. - Ты ведь Марину Вербу имеешь в виду? Верба жила здесь, в городе, лет семь тому назад. А Ася, мэтр, это уменьшительно-ласкательное от «Анна». Вот она, Ася, она же Анна Ангел, прошу любить и жаловать. Объясняя, Мария развернулась к бакалавру - тот заинтересованно поднял бровь. Ева наконец сообразила, о ком идет речь, и похолодела. Назревал скандал. - Они с Вербой подруги были с детства, не разлей вода. Марина милая была девушка и небесталанная весьма. Актрисой стать мечтала, - продолжала Мария. - Стихи писала, вроде как Лара, пела, рисовала недурно. А Ася - так, серый воробей, тише воды, ниже травы. Росли-росли наши девушки и выросли наконец. Однажды собралась Марина с духом, поехала в Столицу и поступила в тамошний театр, как его... ну-ка, Анна? - «Лунные дожди», малый драматический, - сухо откликнулась Ангел. - Мария, мне не нравится, как ты себя ведешь. Остановись немедленно. Однако Каина-младшая и не думала останавливаться. Блестя глазами и обращаясь поочередно то к Юлии, то к Данковскому, она рассказывала: - И лучшая подружка с нею, куда ж они друг без друга. Вот только когда Вербу зачислили в труппу, она вернулась в Город, а Ася отчего-то нет. Верба такая была радостная, счастливая. Говорила, что ненадолго, только продаст свой особняк и сразу же навсегда укатит в Столицу. Дом у нее вправду был хороший, младший Ольгимский его намеревался купить. Уже и документы собрали, и цену оговорили. А перед самой сделкой Верба пропала. Начались поиски. Дня через три ее отыскали. На Курганах, около брошенной фермы. Повесилась в бывшей конюшне. Ни записки не оставила, ничего. Просто ушла в степь, забралась в пустой дом и покончила с собой. - Мария, прекрати, - взмолилась Ева. - Кому достался особняк после смерти Вербы? - после некоторого молчания вдруг спросил бакалавр. - Ей, - хмыкнув, Люричева показала мундштуком на Анну Ангел. Та надменно вскинула подбородок. - В бумагах Марины отыскалось что-то вроде завещания. Иногда в шутку составляют такое - мол, в случае внезапной смерти все мое движимое и недвижимое имущество, а также свои долги отказываю такому-то и такому-то... Оказалось, бумага действенна. Так наша блистательная Анна одним махом стала законной владелицей Верб. Совершенно законной, - продолжала Мария. - Тем временем в Столице стремительно всходила новая эстрадная звезда... Анна, дорогая, мне тут нашептали, якобы ты хранишь в комоде веревку покойницы? Знаете, мэтр Даниэль, у нас верят, якобы нет более могущественного талисмана удачи, чем веревка самоубийцы. Нашей Анне удача ой как необходима. Похоже, ее звезда меркнет, в Столице ее уж не жалуют, как прежде. - Клевета, - звенящим голосом заявила Анна, сбрасывая ноги с дивана. Каблучки глухо стукнули о паркет. - Насчет веревки или насчет твоей бесталанности? - Каина хищно улыбнулась. Данковский нахмурился и подался вперед, а Ева, сама того не замечая, прижалась к бакалавру плотнее, то ли пытаясь его удержать, то ли укрыться за ним. - Так ты говорила, в Столице на твоих концертах аншлаги? Значит, там у тебя аншлаги, а ты здесь шубками торгуешь? Что тебе за интерес в Городе, а? - Нет, я этого терпеть не намерена, - Анна решительно шагнула к выходу. Мария от окна сделала движение, будто собираясь заступить ей дорогу, и певица тут же остановилась, обернулась с вызовом. Однако младшая Каина не тронулась с места. Встала спиной к окну, скрестив руки на груди, сказала почти спокойно: - Скажи-ка, девочка Ася, кто тебе ворожит? - А тебе что за дело, ведьма? - прошипела та. - Надо же, не видела я тебя раньше. Смотрела, а не видела. Чужой жизнью живешь, чужой смертью помрешь. - Кликуша чокнутая, - любезным тоном откликнулась Анна. Она уже овладела собой и даже нашла в себе силы вполне естественно улыбнуться. Даже теперь, злая, растрепанная, с яркими пятнами румянца на скулах, она была чудо как хороша. - Ведьма. Даниэль, простите, мне пора. Юлия, Ева, счастливо оставаться. Провожать не нужно, я сама. Ларочка, спасибо тебе за песню. Очень хорошая песня. Четыре женщины глядели ей вслед. Черноволосая решительная Мария. Остроносенькая Юлия с модной короткой стрижкой и изящным мундштуком в уголке чуть подкрашенного темной помадой рта. Запуганная серая мышка Лара с расширенными от страха глазищами. Ева Ян, вцепившаяся в плечо Данковского, как в спасательный круг, и заметившая это только когда бакалавр осторожно накрыл ее руку - своей. - Нажила ты себе врага, подруга, - задумчиво сказала Люричева. - Обязательно было именно сейчас?.. - Так уж вышло, - криво усмехнулась Каина. - Да и плевать. Одевавшаяся в прихожей Анна с грохотом уронила что-то. Выругалась вполголоса. Ее голос заглушил трезвон дверного колокольчика. Щелкнул замок, певица открыла дверь, заговорила с кем-то. До Евы долетело приглушенное «Да, он здесь...о, неужели?..», и следом звонкий смех, заставивший сердце Евы Ян екнуть от скверного предчувствия. - Мэтр Данковский, тут за вами! - громко, неестественно весело крикнула Анна. - Вестовой от коменданта! Срочно зовут! Глава 3. Бурах: Старые склады. Блеклое осеннее солнце ползло к зениту, перечеркнутое тонкими шпилями башен Собора. Сохранившиеся детские воспоминания о том, как возводился Собор - на руинах прежнего, в одну ветреную зимнюю ночь тихо, как-то виновато рухнувшего под собственной тяжестью. Развалины снесли, на их месте постепенно образовалась огромная черная яма, казавшаяся окрестным ребятишкам бездонной, доходящей до самого центра земли. Пробираясь на стройку, они подолгу стояли над котлованом, глядя вниз, следя, как желтая степная земля, легкая и рассыпчатая, пронизанная корнями трав, сменяется плотной сизовато-серой глиной, а та - темно-красной почвой с неяркими оранжевыми прожилками. На дне ямищи всегда стояла лужа затхлой бурой воды. Дети бросали туда камешки, прислушиваясь к отдаленному «плюх». Потом возник фундамент, взметнулись каменные стены, в окнах появились разноцветные витражи, на крышу легли свинцовые черепичные плитки. В Столице заказали колокола, и горожане собрались посмотреть, как их поднимали и развешивали на трех башнях. Прекрасный Собор умер, не родившись. Епископат никак не мог подыскать священников, достойных служить в великолепном новом храме. Или те любыми средствами увиливали от назначения в такую глушь. Спустя два или три года после завершения строительства наконец на «Северном экспрессе» прибыл пожилой настоятель. Началась хлопотливая подготовка к церемонии торжественного освящения, но в самый ее разгар священник умер от внезапной простуды. В тот далекий год подросток, некогда увлеченно лазавший по недостроенному Собору, уехал в Столицу. Учиться. Думалось - на пять быстрых лет, оказалось - на годы. Долгие годы странствий, годы познаний. Вернувшись, он застал Город не слишком изменившимся, а Собор - ветшающим и по-прежнему запертым. Епископат больше никого не прислал. Противоречия между официальной Церковью и Степью оказались слишком сильными. «Никакой это не дом Господень. Просто большая каменная коробка, гулкая и пустая», - всякий раз невольно думал он, проходя мимо. Площадь вокруг Собора была усыпана облетевшей листвой, прохожий мимоходом пинал неопрятные легкие кучки, и те разваливались. Парочка влажных листьев прилипла к высоким шнурованным ботинкам с широким рантом. Он приостановился на углу, вытирая ботинок о чугунную тумбу и краем глаза заметив показавшегося в переулке прохожего. Горожанин, едва сообразив, кого видит перед собой, испуганной крысой шмыгнул в подворотню. «Вот она, дурная репутация, - беззлобно хмыкнул человек. - Быстро сползшая амальгама цивилизации. Иду себе, ровным счетом никого не трогаю, но все шарахаются...» Его до сих пор не покидало удивление перед тем, с какой стремительностью и легкостью выпускник Хирургической кафедры столичного Университета превратился в Потрошителя, убийцу и всеобщее пугало. В гаруспика, гадающего по теплым внутренностям только что убитой жертвы. В истинного наследника своих предков. В степного менху. На днях Артемию Бураху ис