то вверх, к небу. А потом оружие выпало из рук, звякнув дулом по куску ржавого рельса. - Смывайся, - гаруспик небрежно махнул рукой в сторону Города и, пригибаясь, побежал к осаждаемым вагонам. Мародерам хватило ума сообразить, что они атакованы с тыла, и теперь они ринулись на приступ, рассчитывая в случае победы укрыться в контейнерах. Изнутри отстреливались, несколько мгновений воздух над Складами раздирали частые щелчки и грохот. Остро пахло жженной бумагой и пироксилином. Бурах, перезарядив «Крестоносца», двумя выстрелами уложил еще кого-то из осаждающих, и понял, что маленькое сражение окончено. Кто не убит, тот бежал. - Эй, там! - Артемий несколько раз с силой ударил кулаком по полузакрытой створке вагонной двери. - Здесь Бурах. Можете вылезать. Передайте Грифу, пусть меняет прозвище. Он сущая Ворона, коли прозевал облаву. Внутри зашебуршились, забормотали. Кто-то чихнул. Тяжелая дверь вздрогнула, надрывно скрипнув и слегка откатившись по направляющим. Высунулась взъерошенная голова, покрутилась туда-сюда, оценивая обстановку, и нервно хихикнула. Бурах стоял, привалившись спиной к деревянной обшивке вагона, жевал сорванный стебелек и просил Мать Бодхо послать ему терпения. Да побольше. Из вагона один за другим вылезали подростки. Городские оборвыши лет двенадцати-пятнадцати, дети Уклада, дети Степи и Термитника. Трое мальчишек и девчонка. Из черной дверной щели вылетел костыль, и дети, протянув руки, поддержали еще одного подростка, неуклюже подволакивающего искривленную левую ногу. Оказавшись на земле, он ловко сгреб костыль, сунул его под мышку и с самым независимым видом остановился неподалеку от гаруспика. В контейнере гомонили, переругиваясь и волоча к выходу нечто тяжелое, скребущее по полу. - Выпотрошить бы тебя, глянуть, что в голове - мозги или солома, - бросил в пространство Бурах. - А чё я такого сделал? - ухмыляясь до ушей, поинтересовался хромой. - Абсолютно ничего. Но было бы занимательно послушать историю твоих сегодняшних похождений, - кивнул Бурах. - Итак, друг мой Ноткин, с какой радости Двудушники развязали войну с мародерами? И где, если не секрет, вы разжились армейскими карабинами? - Ну, в Арсенале... - коновод банды юных побродяжек, именовавших себя Двудушниками, похлопал по карманам и выразительно скосился на менху. - Пока не расколешься - курева не будет, - безжалостно отрезал Бурах. - Ты говори, говори. - Да чё тут говорить!.. - подросток глянул через плечо, туда, где его приятели сообща вытаскивали из вагона длинный железный ящик, выкрашенный в защитный оливковый цвет. - Все ж знают, что не сегодня-завтра к нам явится Санитарный Корпус. Как они санитарию наводят, слыхали? В три приема. С такими, как мы, возиться долго не будут. Выведут в чисто поле, поставят мордой к стенке и пустят по пуле в лоб. А мы хотим жить, господин Бурах, - его голос на миг дал слабину. - В этом городе. Болезнь когда-нибудь да уйдет. Мы - останемся. - И вы полезли в Арсенал, - Артемий неторопливо раскурил две самокрутки, одну для себя, другую для Ноткина. - Где вас засекли и едва не перещелкали. Умники. Ты бы хоть думал в следующий раз, что творишь. Много утащили? - Два ящика, в каждом по пять карабинов, - мальчишка жадно, умело затянулся, сплюнул в сторону. - Еще патроны к ним, три цинки. И хлеб. - Общество юных стрелков, - буркнул менху. Подошел к вытащенным ящикам, откинул крышку. Карабины сыто поблескивали смазкой, похожие на тупорылых поросят. Артемий вытащил один, передернул затвор - хорошо смазанное железо едва слышно зашипело и звонко щелкнуло. Поворот, лязг - и затвор остался в руках менху, а брошенный обратно в контейнер армейский карабин превратился в бесцельную железку. В крайнем случае, его можно было использовать, как оружие ударно-дробящего действия, именуемое в просторечии «дубиной». - Это нечестно-о! - взвыл Ноткин. - Они наши! - У вас все равно их отберут, не дружинники, так ребятки Грифа, - Бурах вытащил очередной затвор, затолкал колючую железку в карман. - Слишком опасные игрушки, они не про вас. Ноткин, мне бы не хотелось, чтобы всю вашу веселую компанию перещелкали из-за этих громыхалок. Дружинники будут искать свое пропавшее имущество, а вы оставили за собой не просто след, но глубокую колею. Поверь, так будет лучше. Мальчишку перекосило, однако спорить с менху он не решился. Подростки молча смотрели, как Бурах расправляется с их добычей. Холодало, густой зеленый дым самокрутки уплывал вверх и растворялся. - А эти... - Ноткин ткнул концом костыля в погибших мародеров. - Этим вам нужны? Будете потрошить? Менху взглянул на темнеющее, затягивающееся тучами небо. Если действовать быстро, без должного соблюдения церемоний, до наступления сумерек он раскроет линии двух, самое большее трех покойников. Кровь, внутренние органы, крупные кости - все пойдет в перегонный куб. Человеческая плоть смешается с травяными настоями, превратившись в твириновый экстракт, способный если не вылечить, то хотя бы на время отдалить срок чьей-то смерти. Панацея, панацея, будь она проклята. Нюхом, сердцем, фибрами души и разумом ученого Бурах чувствовал - его зельям недостает какой-то малости. Единственной драгоценной и неуловимой капли, чтобы в колбе вскипела не очередная порция савьюровой настойки, но настоящая сыворотка. Яд, способный убить растворенную в людской крови Чуму. Решение не давалось ему в руки. Мэтр Данковский, при всей своей образованности и сообразительности, ничем не мог помочь. Стах Рубин в Госпитале закладывал очередную серию опытов, медленно, но верно впадая в отчаяние. Они не находили ответа, и Шабнак-Адыр пронзительно хохотала над чужой бедой вместе с посвистами холодного степного ветра. - Мне понадобится ваша помощь, - медленно проговорил гаруспик, вытаскивая кошель с Инструментами. - Для начала - отыскать что-то твердое и ровное. Старая дверь вполне подойдет. Оставите мне фонарь и сгинете. - А посмотреть? - разочарованно спросил Ноткин. Дети мясников фабрики, потерявшие родителей в Факельную Ночь, подростки не боялись смерти и крови. Что выпотрошенная и растянутая на крюках коровья туша, что вскрытое человеческое тело - для них не было большой разницы. Но менху совершенно не улыбалось проводить ритуал под любопытными взглядами ребятишек, живо интересовавшихся, как называется вот эта длинная кишка и как менху так ловко разделывает хрящи. - А перетопчетесь. Тут не анатомический театр. Тащите дверь. * * * К своему «дому» - пустующему зданию неподалеку от железнодорожного моста через Жилку, невесть почему прозванному Логовом Браги - Бурах добрался часу в девятом вечера. По дороге он выбросил затворы от карабинов. Мутная вода речушки булькнула, приняв и похоронив смертоносное железо. Мир наполняли сизые, промозглые сумерки, к ночи собрался пролиться дождь. Дверь в Логово, домик грязно-коричневого кирпича, обшарпанный и неказистый - располагалась ниже уровня земли, туда спускались по пяти осыпавшимся ступенькам. На верхней кто-то сидел, съежившись и уткнувшись подбородком в колени. Некто маленький и щуплый. Услышав приближающиеся шаги, незваный гость встал, заложив руки за спину. - Миши, - признал Артемий, встревожившись. - Тебя чего сюда понесло на ночь глядя? Случилось что? Бураху предстояла очередная бессонная ночь возни с артачившимся перегонным кубом, склянками и грузом, смачно побулькивающим в непромокаемом резиновом мешке. Он торопился, как мог, рассек себе скальпелем подушечку большого пальца - что последний раз случилось с ним на практике первого курса - и успел обработать двух мертвецов, прежде чем окончательно стемнело. Хилые фонарики Двудушников не помогали, а раскрывать линии при свете факела Бурах не рискнул. Не отвечая, Миши забрала у гаруспика раздутый мешок и терпеливо ожидала, пока он отопрет вечно заедающий замок. В прозекторской было сумрачно и холодно. Резко пахло намертво въевшимся в стены и пол формалином. Миши с размаху плюхнула мешок на обитый железным листом стол и спросила: - Куклу нашел? Голосок у нее был скрипучий и резкий, совершенно не подходящий угрюмой тощенькой девчонке десяти лет о