вашу веселую компанию перещелкали из-за этих громыхалок. Дружинники будут искать свое пропавшее имущество, а вы оставили за собой не просто след, но глубокую колею. Поверь, так будет лучше. Мальчишку перекосило, однако спорить с менху он не решился. Подростки молча смотрели, как Бурах расправляется с их добычей. Холодало, густой зеленый дым самокрутки уплывал вверх и растворялся. - А эти... - Ноткин ткнул концом костыля в погибших мародеров. - Этим вам нужны? Будете потрошить? Менху взглянул на темнеющее, затягивающееся тучами небо. Если действовать быстро, без должного соблюдения церемоний, до наступления сумерек он раскроет линии двух, самое большее трех покойников. Кровь, внутренние органы, крупные кости - все пойдет в перегонный куб. Человеческая плоть смешается с травяными настоями, превратившись в твириновый экстракт, способный если не вылечить, то хотя бы на время отдалить срок чьей-то смерти. Панацея, панацея, будь она проклята. Нюхом, сердцем, фибрами души и разумом ученого Бурах чувствовал - его зельям недостает какой-то малости. Единственной драгоценной и неуловимой капли, чтобы в колбе вскипела не очередная порция савьюровой настойки, но настоящая сыворотка. Яд, способный убить растворенную в людской крови Чуму. Решение не давалось ему в руки. Мэтр Данковский, при всей своей образованности и сообразительности, ничем не мог помочь. Стах Рубин в Госпитале закладывал очередную серию опытов, медленно, но верно впадая в отчаяние. Они не находили ответа, и Шабнак-Адыр пронзительно хохотала над чужой бедой вместе с посвистами холодного степного ветра. - Мне понадобится ваша помощь, - медленно проговорил гаруспик, вытаскивая кошель с Инструментами. - Для начала - отыскать что-то твердое и ровное. Старая дверь вполне подойдет. Оставите мне фонарь и сгинете. - А посмотреть? - разочарованно спросил Ноткин. Дети мясников фабрики, потерявшие родителей в Факельную Ночь, подростки не боялись смерти и крови. Что выпотрошенная и растянутая на крюках коровья туша, что вскрытое человеческое тело - для них не было большой разницы. Но менху совершенно не улыбалось проводить ритуал под любопытными взглядами ребятишек, живо интересовавшихся, как называется вот эта длинная кишка и как менху так ловко разделывает хрящи. - А перетопчетесь. Тут не анатомический театр. Тащите дверь. * * * К своему «дому» - пустующему зданию неподалеку от железнодорожного моста через Жилку, невесть почему прозванному Логовом Браги - Бурах добрался часу в девятом вечера. По дороге он выбросил затворы от карабинов. Мутная вода речушки булькнула, приняв и похоронив смертоносное железо. Мир наполняли сизые, промозглые сумерки, к ночи собрался пролиться дождь. Дверь в Логово, домик грязно-коричневого кирпича, обшарпанный и неказистый - располагалась ниже уровня земли, туда спускались по пяти осыпавшимся ступенькам. На верхней кто-то сидел, съежившись и уткнувшись подбородком в колени. Некто маленький и щуплый. Услышав приближающиеся шаги, незваный гость встал, заложив руки за спину. - Миши, - признал Артемий, встревожившись. - Тебя чего сюда понесло на ночь глядя? Случилось что? Бураху предстояла очередная бессонная ночь возни с артачившимся перегонным кубом, склянками и грузом, смачно побулькивающим в непромокаемом резиновом мешке. Он торопился, как мог, рассек себе скальпелем подушечку большого пальца - что последний раз случилось с ним на практике первого курса - и успел обработать двух мертвецов, прежде чем окончательно стемнело. Хилые фонарики Двудушников не помогали, а раскрывать линии при свете факела Бурах не рискнул. Не отвечая, Миши забрала у гаруспика раздутый мешок и терпеливо ожидала, пока он отопрет вечно заедающий замок. В прозекторской было сумрачно и холодно. Резко пахло намертво въевшимся в стены и пол формалином. Миши с размаху плюхнула мешок на обитый железным листом стол и спросила: - Куклу нашел? Голосок у нее был скрипучий и резкий, совершенно не подходящий угрюмой тощенькой девчонке десяти лет от роду. Миши-сирота обитала в брошенном пассажирском вагоне, навсегда застрявшем на рельсах неподалеку от Станции, и порой целыми днями не вылезала оттуда. Двудушники подкармливали ее и отчасти побаивались. Из тряпья, ветоши, жгутов сухой травы, пуговиц и подобранных бродяжками ярких тряпок девчонка мастерила кукол. Нелепо-причудливых, с непропорционально большими головами и торчащими в разные стороны руками и ногами. Соорудив очередного уродца, Миши брала химический карандаш и рисовала ему лицо - иногда страшненькое, с перекошенными глазами и разинутым ртом, полным кривых зубов. Иногда - прекрасное, как головка ангела со старинной фрески или личико сказочной принцессы. Когда в вагоне Миши поселялось с два-три десятка «шедевров», приходили Двудушники, рассаживали их по корзинам и уносили в Город. Обыватели охотно покупали творения девчонки за символическую плату в десяток грошей или выменивали на пирожки. Побывав в нескольких домах, Бурах сталкивался там с набитыми соломой уродцами, вышедшими из рук Миши - они скромно сидели на шкафах или каминах, пуча глазки из перламутровых пуговиц. В отличие от взрослых, дети Города специально приходили на окраину, чтобы заказать маленькой мастерице куклу. Обязательно принося с собой вещицу, которая потом становилась частью наряда игрушки - порванные бусы, кусочки ткани, ленточки, перья и цветные нитки. Как приметил Бурах, чем уродливее получалась кукла, тем охотнее брал ее владелец. Дети не играли с куклами Миши, просто таскали их с собой - за пазухой, в кармане фартука, в ранцах и сумках. Заинтригованный Артемий однажды спросил у Ноткина, ради чего подросткам нужны маленькие страхолюдины. Двудушник замялся, пожал плечами и наконец неохотно буркнул: «На счастье...» «Магия детских талисманов. Примитивное шаманство», - такое объяснение, наверное, дал бы местному обычаю мэтр Данковский. И наверняка ухмыльнулся своей неизменной кривой улыбочкой. Мол, вы, коренной уроженец Степи, должны досконально знать здешние ритуалы и их потаенный смысл. Дней десять тому Миши притащила в прозекторскую очередную куклу. Бескостную человековидную фигурку с пришитым к лысой макушке кусочком бурой шерсти, одетую в зеленую хламиду. Молча затолкала подарочек Артемию в карман и сбежала. Бурах озадаченно хмыкнул, но куклу сохранил. В суматохе эпидемии рыжий головастый страшила пропал. Должно быть, вывалился из кармана, когда гаруспик угодил за решетку. Узнав о потере, Миши вытянула губы трубочкой и едва ли не приказным тоном велела менху непременно, как можно скорее отыскать игрушку. Чего он не сделал. За отсутствием времени и желания заниматься ерундой. И сейчас в ответ только развел руками. - Значит, не нашел, - безжалостно подвела итог девчонка. - Даже не пытался. Она хмуро глянула на Артемия из-под всклокоченной челки. На мгновение тот ощутил себя виноватым. Будто не тряпичная безделка потерялась, а щенок убежал из дома. Или любимого котенка Миши по его недосмотру переехало телегой. - Это просто кукла, - сердито буркнул он, заталкивая щепки в прожорливую топку перегонного куба. Чадя, разгорелся огонек. - Миши, знаешь, сейчас я буду немного занят. Если хочешь есть, там, в мешке, лежит хлеб и остатки ветчины. - Не просто кукла, а сильная кукла, - не отставала малолетняя зануда. - Лучшая, которую я сшила. Я носила ее в Степь, отыскала для нее созревшую белую плеть, а она так редко встречается! Хотела отдать ее Спичке, но передумала... подарила тебе! - Я ценю твой подарок, - Бурах закатил глаза, в очередной раз напомнив себе, что на здешних детей бесполезно орать, а попытки разубедить Миши изначально бессмысленны. Девчонка-бродяжка думает так, как ей думается, а не так, как велено преподавателями и родителями. Миши никогда в жизни не переступала школьного порога и уверена, что ее куклы - живые. - И я разыщу ее... его, обещаю. Завтра же. - Ничего ты не найдешь, - огрызнулась девочка. - Поздно уже. Ее наверняка поймала Шабнак. А то, на что положила глаз Шабнак-Адыр, она никогда не возвращает