. Отнять у тебя не получится и выменять тоже, так-то. Сам виноват. А я хотела, как лучше. Она шмыгнула носом и решительно направилась к дверям. - Куда ты собралась, ночь на дворе! - крикнул ей в спину менху. Глухо хлопнула закрывшаяся створка. Миши ушла - в темноту под осенним небом, готовым вот-вот опрокинуться мелкой моросью, в затаенное, тревожное молчание дремлющих Складов. Ушла, оставив его в недоумении и раздражении, которое всегда преследует взрослых, обнаруживших, что им не по силам разгадать детские загадки. С горьким привкусом ощущения, что девочка только что рассказала ему куда больше, чем он смог понять. Глава 4. Сабуровы: Безнадежность закона. Александру Сабурову, коменданту Города, была свойственная эдакая убийственная прямолинейность. Раньше Данковский с удовольствием поддерживал подобный стиль общения, не оставляющий места для двусмысленностей и экивоков. Сегодня он бы предпочел, чтобы комендант подвел итоги беседы как-нибудь помягче. Ибо подобное высказывание означало: столичный ученый собственноручно расписался в полнейшем бессилии. В неспособности сделать хоть что-нибудь, кроме как умереть вместе с зараженным Городом. - Н-ну, принято верить, якобы последний шанс есть всегда... - заикнулся бакалавр, испытав острое чувство презрения к самому себе. Комендант оторвался от созерцания бумаг на столе и пустой медной пепельницы, наградив собеседника красноречивым взглядом - желчным и донельзя утомленным. - Грядущий Санитарный Корпус, что ли, последняя надежда? - сухо осведомился Сабуров. - Ну-ну. Воистину, последняя. Как в старые добрые времена, когда поверженного врага добивали кинжалом в глаз, чтобы не мучился. Он коротко махнул правой рукой. Даниэль только сейчас заметил, что у коменданта не хватает двух фаланг мизинца. - Я ж вас не виню, мэтр. Нам вообще крупно повезло, что вы оказались здесь и вовремя подняли тревогу. Просто сегодня день исключительно дурных новостей. До вас забегал Рубин. Заявил, его очередной опыт провалился, вывалил на меня ворох медицинской писанины и ушел. Сказал, пойдет искать достаточно крепкую веревку, чтобы повеситься. - Даже если он затеет вешаться, в последний миг вспомнит про Госпиталь и передумает, - Данковский поворошил бумаги в коленкоровой папке, краем глаза отмечая ставшие до отвращения знакомыми формулы. Экстракт савьюра, вытяжка из надпочечников, зараженная кровь. Светло-фиолетовый, почти бесцветный шрифт пишущей машинки, заряженной уже трижды использованной лентой. Наверное, Лара печатала, до того, как прибежать на чаепитие в Омутах. В молодых годах Александр Сабуров служил в жандармерии, да не в здешней, а в столичной, где был на весьма хорошем счету. В последнее охотно верилось, стоило только увидеть мрачную, неулыбчивую физиономию стража порядка, и взглянуть в блеклые серо-стальные глаза под морщинистыми веками. Прослужив закону верой и правдой почти двадцать лет, Сабуров подал в отставку и вернулся в родные края. Спустя неделю решением Управы он был возведен в должность городского коменданта. Всего пару месяцев назад его громкое звание было не более чем жестяной побрякушкой и декоративной строчкой в росписи. Тихая и размеренная жизнь Города не нуждалась во вмешательстве строгой руки закона. Немногочисленные подчиненные Сабурова без особых трудов обеспечивали порядок на городских рынках да ловили мелких воришек. Сабуров вел присутствие в Управе, разбирал имущественные дрязги обывателей и по выходным препровождал в карцер перебравших хмельного мясников Термитника. А потом в пыльное провинциальное болотце ворвалась Чума. С беспорядками, погромами лавок, Факельной Ночью, охотой на зараженных и гекатомбами в бойнях. Маленький Город и его пожилой управляющий оказались не готовы к подобным испытаниям - да и кто на их месте смог справиться с напастью? Старый комендант отказался в положении человека, мечущегося перед плотиной, прорвавшейся одновременно в сотне мест. Что бы он не делал, как не лез вон из кожи - его стараний оказывалось недостаточно. Неделю тому Сабуров, ни с кем не советуясь, принял собственное решение. По единственной уцелевшей линии междугороднего телеграфа связался со Столицей, запросив помощи. Через пару дней к Вокзалу, фыркая и плюясь искрами, подлетел спецпоезд: локомотив и три вагончика. Лекарство, что горше болезни - в Город пожаловал Инквизитор, принявшись железной рукой наводить порядок. Вдогонку представителю Церкви, точно в условии распространенной задачки из математического учебника, спешил эшелон Санитарного Корпуса. Оставалось только гадать, что произойдет, когда они встретятся в точке, определенной сходящимися рельсами Бесконечности. За давно не мытым окном Стержня, большого и пустынного особняка Сабуровых, бакалавр разглядел глянцевито-зеленую крышу стоящего на другом берегу Жилки Театра. Храм искусства, превращенный в Карантинный госпиталь. Убежище для тех, кто еще оставался здоров, призрачная вера в спасение для тех, кто пребывал в первой стадии Песчанки. Театр, дающий единственное затянувшееся представление, фантасмагорию «Танец смерти». Отодвинутый в самый дальний угол обширного стола и загороженный толстыми папками, звякнул телефон. Сперва робко, потом настойчивее. Бакалавр, успевший начисто отвыкнуть от назойливо дребезжащего звука, изумленно зашарил глазами по кабинету. Городской телефонно-телеграфной станции не посчастливилось еще в самом начале эпидемии, когда Поджигатели швырнули в окно первого этажа полыхающую канистру бензина. С тех пор срочные известия рассылались с вестовыми - которые порой успевали отыскать адресата и вручить письмо, а порой - нет. - Да, - резко бросил в медно блестящий раструб Сабуров. - Слушаю. Что?.. Хорошо. Да-да, я все понял. Нам удалось протянуть пару линий, - пояснил он удивленному Данковскому, аккуратно возвращая трубку на тонко звякнувшие рычажки, - наладив связь между Стержнем, Управой и Собором, где у меня еще остались... скажем так, доброжелатели. Из Собора в Стержень направляются гости, Инквизитор решил, что я буду хорошо смотреться в качестве козла отпущения. Или Карающей Длани надо предъявить побольше трупов ради подтверждения своей компетентности. Комендант хрустнул пальцами - узловатыми, с потрескавшимися короткими ногтями, пожелтевшими от табака. - Бывают города, со дня основания наделенные счастьем, а бывают - нет, - медленно выговорил он. - Мы - невезучие. Слишком много грязных тайн в каждом доме, слишком много мертвецов, убитых из-за угла и украдкой закопанных в Степи. Мы угасли, потерялись за ненужностью. Испокон веку здесь правили Три Семьи, теперь осталось две. У Каиных и Ольгимских есть потомки, у нас - никого... - он оборвал сам себя, наклонился, вытащив из ящика стола длинный запечатанный конверт и положив его перед собой. - Мэтр, давайте начистоту. Через четверть часа сюда явятся инквизиторские блюстители, а у меня еще осталось невыполненное дело. Исполнение которого я бы хотел поручить вам. Честно говоря, когда вы только появились в Городе, вы мне сильно не приглянулись. Столичная штучка, думал я, толстая пачка различных дипломов и уйма гонору. Но... - он сделал неопределенный жест, - у меня было достаточно времени и возможностей, чтобы приглядеться к вам и изменить свое мнение. - К лучшему или к худшему? - хмыкнул Даниэль. - Достаточно для того, чтобы убедиться - вы, мэтр, в лепешку разобьетесь, но исполните то, о чем вас попросят. Итак, - Сабуров побарабанил пальцами по конверту, - здесь лежит мое последнее распоряжение. Заверенное печатью, подписанное, имеющее силу закона. Предназначенное старшему поста на Сухом Мосту - ну, вы наверняка знаете это место? Данковский кивнул, озадачившись вопросом, к чему клонит комендант. Цепь санитарных кордонов, набранных из представителей Добровольной Дружины и жандармов коменданта, держала под наблюдением Вокзал и городские окраины, препятствуя бегству зараженных Песчанкой в Степь. Инквизитор добавил к ним своих Наблюдателей. Мышь, пожалуй, проскочила бы через заградительную сеть с лег