отвращение - но сейчас оно отступило в сторону, уступив место робкому сочувствию. Насколько проще ненавидеть того, кто уверенно стоит на ногах и способен ответить ударом на удар, но не того, чья жизнь сметена лавиной. Ну, если не задумываться о том, что Ольгимский собственными руками дал толчок лавине, погубившей Город. - Господин Ольгимский, - в случае необходимости Даниэль мог подпустить в голос металла. - Мне передали, вы хотели меня видеть? - Да вы садитесь, мэтр, - Тяжелый Влад безуспешно попытался изобразить прежнее радушие. Голос у него осип, сделавшись низким и порой неразборчивым. - Чего ж стоять-то, в ногах правды нет... Садиться Даниэлю не хотелось. Он лишь оперся на спинку жалобно скрипнувшего садового кресла. - Виделись с комендантом? - Ольгимский напрочь игнорировал холодность гостя. - Да, - кивнул мэтр, добавив: - Сразу после того, как мы расстались, за ним пришли люди Инквизитора. - Моя очередь будет следующей, - торговец на миг прикрыл глаза набрякшими веками. - Этого следовало ожидать. Сабуров выполнил мою просьбу, передал вам... кое-что? Даниэль помахал в воздухе запечатанным конвертом: - Пропуска через кордон. - Хорошо, - человек в садовом кресле гулко вздохнул, словно поднявшийся на поверхность кит. - Мэтр, я достаточно пожил на свете, чтобы не обольщаться касательно вашего мнения обо мне. Возможно, вы правы от первого до последнего слова, и я достоин только того, чтобы Мать-Корова и ее телята залягали меня насмерть. Но поверьте, у меня имелись веские причины поступить так, как я поступил. - Сэкономить на очистке сточных вод, отделываясь взятками, а потом запереть Термитник и надеяться, что все само собой наладится, - зло напомнил Данковский. Торговец с явным усилием приподнял руку, помахал пальцем-сосиской туда-сюда. - Вы не судья, мэтр. Вы чужой в этой городе и многого не знаете... - Расскажите мне, и я буду знать, - раздраженно предложил бакалавр. - Как я уже убедился, здесь обожают играть в секреты. - Наши тайны порой убивают, - Ольгимский заметил, что его посетитель украдкой скривился. - Хорошо, мэтр, давайте начистоту. Вы не один из нас, никогда не станете одним из нас... но вы не сбежали, не покинули ваш город в тяжелой ситуации. Знаете, я бы никогда не рискнул вести общий бизнес с человеком такого душевного склада, как ваш. Но вот доверить вам деликатное поручение... открыть семейную тайну - да. В этом случае на вас можно положиться. Вы не станете давать пустых клятв, но никогда не проболтаетесь. И исполните то, за что возьметесь. Либо же умрете, пытаясь исполнить. - Сговорились вы, что ли? - буркнул себе под нос Даниэль. - Мне бессмысленно куда-то бежать, но вот мои дети... - Тяжелый Влад снова вздохнул, то ли не зная, с какой стороны подступиться к разговору, то ли сожалея о чем-то своем. - Они не должны пострадать. Разыщите их, мэтр. Дайте им возможность выбраться отсюда. Бакалавр недоуменно сморгнул. - А... А где они, собственно? Вы не знаете, где ваши собственные дети? - Нет, - Ольгимский устало пожал плечами, грузно колыхнувшись в кресле. - После Факельной Ночи они оставили меня. Ну конечно, я же всего-навсего отец, круглые сутки пропадавший в правлении фирмы и на фабрике. Когда умерла Виктория, я попытался забыться в делах. Отделывался подарками и вечным «завтра». Итог закономерен: мои дети выросли сами по себе. Я не понимаю их, они не понимают меня. Владу всегда было тоскливо в нашем Городе, фабрика Ольгимских для него не предмет гордости, но обуза и ядро каторжника. Вероника... Ей всего четырнадцать, она доброжелательно смотрит сквозь меня, любые мои увещевания для нее - милый, наивный детский лепет. Ники слушает своего отца только из вежливости. Они шляются невесть где, и я вынужден просить вас, постороннего человека, взять их за шкирку и выбросить прочь из Города. Для их же пользы. Я хочу, чтобы они жили. На миг в раздавленном силой обстоятельств скотопромышленнике полыхнуло прежнее достоинство - достоинство человека, знающего цену себе и своим делам, гордящегося крепостью своего слова. - Вы найдете их, мэтр? Похоже, впервые в жизни Владу Ольгимскому пришлось просить. Первый делец Города совершенно не представлял, как именно это делается - он привык распоряжаться и отдавать указания. В крайнем случае, покупать желаемое. Но просить? Никогда в жизни. Ольгимские не просят. У бывшего магната жалко кривился рот, дрожали пальцы. Он вздрагивал, словно ему было холодно, бесконечно холодно, и он никак не мог согреться. - Найду, - усилием воли Данковский заставил себя быть спокойным. - Немедленно займусь этим. Поспрашиваю общих знакомых, они ведь наверняка отыскали где-то крышу над головой. - Одно время Влад снимал меблированные комнаты на Плесне, - нахмурившись, припомнил торговец. - Он водил знакомство с Рубиным и этой припадочной степнячкой из Термитника, Оспиной... Может, они знают, куда он подевался? Ники могла перебраться в Горны, к Каиным - моя дочь неравнодушна к наследнику этой семьи... Хотя в отношениях нынешней молодежи сам черт ногу сломит. Раньше все было куда понятнее. Дети знали свое место и не лезли туда, где им нечего делать. Данковский вытащил из кармана часы - как всегда, спешившие на четверть часа, щелкнул крышкой: - Стах должен быть сейчас в Госпитале. Попробую его расспросить... Оспина, Оспина... Я загляну к ней, но ее вполне может не оказаться дома... Господин Ольгимский, я должен что-нибудь передать вашим детям - на словах или письмом? Попросить их зайти в Сгусток перед тем, как... как они уедут? - Нет, - отрицательно качнул лысой головой торговец. Похлопал по карманам мехового балахона, неловко выудив из кармана две вещи. Пачку почтовых конвертов, аккуратно перевязанных белой шелковой ленточкой, и тускло поблескивающий золотой брелок в виде фигурки быка. - Влад позабыл эти письма в своей комнате. Они от его друзей из Столицы - думаю... думаю, мальчик дорожил ими. Безделушку я обещал подарить Ники на нынешний день рождения, да, похоже, уже не сложится. Отдайте это им, просто отдайте, без всяких слов. Они поймут. Надеюсь, что поймут. Пачку писем Данковский сунул в карман плаща, золотого тельца прицепил к цепочке от часов - не потеряется. Пожилой торговец смотрел на него, бесстрастно и спокойно, как смотрят сквозь стекло на посетителей зоосада рептилии. Мудрые и злые в своей мудрости, вроде Болотного короля жаб, хранящего в своей голове драгоценный камень и ведающего все секреты мира. Даниэлю стало неуютно под этим взглядом, он торопливо распрощался и выскочил из особняка. Догадываясь, подозревая и зная, что больше никогда не увидит Тяжелого Влада. А если и увидит, то в обстановке, не располагающей к вдумчивым беседам. Удивительно, с какой стороны открылся стареющий делец - многие ли на его месте поступили бы также, озаботившись судьбой своих детей? С младшим Ольгимским бакалавр познакомился года полтора тому, в Столице, на одной из многочисленных выставок научных достижений и промышленности. Влад-младший ему понравился - язвительно-остроумный, неплохо образованный и следящий за новостями науки, прекрасный собеседник. Ольгимский-младший куда более походил на идеальный образчик столичной золотой молодежи, чем на распространенный образ самоуверенного, глуповатого, нахального и наивного провинциала. Злые языки поговаривали, якобы Влад не слишком разборчив в знакомствах и стал своим человеком на киностудии «Иллюзион», но Данковский пропускал подобные разговоры мимо ушей. Толпе и светскому обществу всегда нужен повод для сплетен. Иногда Даниэлю очень хотелось знать - каких сплетен в кулуарах Университета удостаивается он сам? - А еще у меня есть сестрица, - как-то обронил в разговоре Влад. - Вероника. Натуральная принцесса из заколдованного замка. Даниэлю тогда в голову придти не могло, что однажды он пожмет маленькую, твердую и прохладную ладошку барышни Ольгимской, услышав: - Друзья называют меня Капеллой. Думаю, мы станем друзьями, мэтр, так что считайте - разрешение получено. Она и в самом деле походила на сказочную принцессу - великодушную, прекрасную, исполненную деятельного сочувствия ко всему живому. Несмотря на юный возраст, Вероника