, подобно своей покойной матери Виктории, заботилась о городских беспризорниках и детях рабочих фабрики, убеждая отца ежегодно отпускать кругленькие суммы на содержание школы и детского дома в Кожевенниках. Казалось, Вероника знает наперечет всех детей и подростков - их имена и тайные прозвища, чаяния, игры, мечты и неудачи. Она была маленьким бьющимся сердцем Города, сердцем, тепла которого достанет на всех. В день знакомства с Капеллой бакалавр вдруг испытал иррациональную, необъяснимую зависть к Владу. Даниэлю внезапно захотелось, чтобы у него была младшая сестра - такая, как Вероника Ольгимская. Не любовница, не подруга или жена - сестрица, сестренка, очаровательная в своей взрослой рассудительности и грезящая наяву. Читающая сентиментальные романы Чарнской для юных барышень и точно знающая, что почем в этом жестоком мире. Влад уже взрослый человек, он в силах постоять за себя, но Даниэль обязан убедиться, что с маленькой Ники все в порядке. Если кто и заслуживал того, чтобы быть вытащенным из кошмара Песчаной Язвы, так это младшая Ольгимская. Она не больна, ведь Вероника слишком молода и Чума не отравит ее своим смертоносным дыханием. Вот только где искать пропавших отпрысков семейства Ольгимских? Не бегать же по Городу, заглядывая в подворотни и зовя: «Влад, Ники, отзовитесь!» В театре-Госпитале, куда наведался Даниэль, царила обычная суматоха. Ему пришлось ждать в приемном покое не меньше получаса, покуда не примчалась взъерошенная Лара Равель в криво сидящей шапочке сестры милосердия и застиранном до прорех светло-голубом халате. Лара была испугана и встревожена - доктор Рубин ушел с утра и с той поры не появлялся. Конечно, добровольцы и лекари Госпиталя продолжают выполнять работу, но без главного врача как-то неуютно. Данковскому припомнился недавний разговор с комендантом: у Рубина опять провалился эксперимент, и впавший в уныние врачеватель изъявлял желание повеситься. Скорее всего, Стах отправился в единственное уцелевшее питейное заведение - таверну «Одинокая звезда» в Дубильщиках. Для очистки совести бакалавр спросил у Лары, не видела ли она в последние дни Влада-младшего? Может, что-то слышала о нем? Мадемуазель Равель старательно подумала, перебирая пальцами складки на плохо накрахмаленном переднике и отрицательно мотнула головой. Ее нисколько не волновало исчезновение младшего Ольгимского, Лара всей душой переживала об отсутствии Рубина. К просьбе приглядеть за мадам Сабуровой девушка отнеслась рассеянно, без привычной готовности немедля сорваться с места и мчаться помогать очередному страдальцу. То ли поумнела, то ли за время госпитальных трудов слегка очерствела сердцем. По крайней мере, она пообещала в течение дня заглянуть в Сгусток и убедиться, что с Катериной все в порядке. По всему выходило, надо идти в «Звезду». Искать Влада, а заодно пропавшего без вести заведующего Госпиталем. Или наоборот. В таверне наверняка встретится кто-то, слышавший что-нибудь о местопребываний наследников семьи торговца. Глава 6. Влад Ольгимский: Любовь. Кабачок «Одинокая звезда» официально считался закрытым. Согласно распоряжению коменданта Сабурова «Об общественных заведениях и борьбе с заразными заболеваниями». Копия распоряжения с лиловой треугольной печатью болталась на заколоченных крест-накрест дверях, намертво прибитая четырьмя дюймовыми гвоздями. Бакалавр обошел приземистое обшарпанное здание с выступающими мансардными окнами второго этажа. Спустился по ступенькам, ведущим в полуподвал, к железной двери, перехваченной стальной полосой с могучим навесным замком. В двери темнело решетчатое оконце, закрытое изнутри створкой. Даниэль несколько раз грохнул кулаком по ржавому железу, приготовившись к долгому ожиданию. Окошко приоткрылось, раздосадованный старческий голос проскрипел: - Глаза разуй, закрыты мы. По распоряжению господина коменданта. Вон, тама на дверях и приказ болтается. Читай, коли грамотный. - Мне к Липпи, - не менее раздраженно откликнулся бакалавр. За дверью отмолчались. Створка приоткрылась чуть шире, гостя рассматривали, оценивая степень его опасности и платежеспособности. - Так бы и говорил. Заходи. Порядок знаешь? - Да знаю, знаю... Дверь открылась легко, без малейшего скрипа. Полоса и замок оказались фальшивкой. Внутри скрывался крохотный темноватый тамбур, где несли службу двое - тощий старикан со сварливым голосом и мрачный тип из тех, что заправляли на Складах в шайке контрабандиста Грифа. Собственно, «Звезда» принадлежала Грифу - со всеми потрохами, от настила на сцене до бутылок в баре и подвалах. Здесь торговали твириновкой - ее характерный кисловато-сладкий запах пропитал все помещение подвала - и запасами алкоголя, скупленного и похищенного контрабандистами в первые панические дни эпидемии. Здесь можно было раздобыть ампулы опиума и щепотку толченого савьюра. В задних комнатах покуривали - опиум и сушеные травы Степи, при наличии средств можно было заказать девушку - степнячки, Невесты Травы и Ветра, приходившие в Город в поисках лучшей доли, в большинстве случаев становились обычными гулящими девицами. Здесь играл запинающийся граммофон и утекали сквозь пальцы утратившие былую ценность банкноты. Золотые вещицы пока еще ценились по-прежнему. За импровизированной стойкой из широкой доски, положенной на два бочонка, скучал бармен Липпи, Филипп Новак, грузный, обманчиво неповоротливый и немногословный.. Из опустевшего зала наверху сюда перетащили вращающиеся табуреты с облупившимся хромом, обтянутые выделанной кожей. При изготовлении сидений мастера выбирали те куски коровьей шкуры, на которых сохранилось фермерское тавро. Каждый из табуретов мог похвастаться собственным прозвищем, темнеющим сбоку или сверху - «Двойной крест», «Джей-Би-Ти», «Чертополох», «Роза и цепь»... Липпи никогда не изрекал сакраментальной фразы - «Что заказываем?». Смотрел исподлобья на очередного посетителя, поворачивал тускло блестящий кран на бочонке или вытаскивал пробку из выбранной наугад бутылки. Красная, бурая или зеленоватая жидкость с бульканьем устремлялась в не слишком чистый стакан. Расплатившись, вы получали напиток и отправлялись искать место за столом. Либо оставались рядом со стойкой, бессмысленно переставляя разноцветные картонные подставки из-под пивных кружек. Слева от стойки соорудили нечто вроде сцены - невысокий помост с задником из сильно поеденного молью темно-сиреневого бархата. К складкам небрежно пришпилены аляповатые розы, снежинки и звезды из серебряной фольги. Справа стоял бильярдный стол, за ним лениво катали шары двое, мельком глянувшие на новопришедшего. Посетителей было немного - судя по повадкам и обличью, подручные Грифа со Складов. Да несколько горожан, водивших знакомство с Липпи и явившихся сюда в погоне за иллюзорным спокойствием, призраком минувших времен. За возможностью забыться, оглушив себя порцией сладкой твириновки и хоть на несколько часов прогнать неотступные мысли о кружащей рядом Чуме. Данковский постоял несколько мгновений на пороге, моргая, привыкая к спертому, неприятно обволакивающему теплу, и полумраку, разгоняемому подвешенными к балкам керосиновыми лампами. Лампы мерно шумели, их гул органично вплетался в хрипение граммофона и стуканье отлетающих от обитых зеленым сукном шаров. Под ногами хрустели пустые семена бурой твири. Горожане пристрастились грызть их, уверовав в целебные свойства семечек. Предприимчивый Липпи немедля открыл новый бизнес: нанял подростков обирать кустики твири по два талера за кулек, и продавал семечки посетителям. Стаха Рубина среди посетителей не замечалось. Бакалавр направился к стойке, миновав компанию парней со Складов, без особого азарта метавших кости на плохо вымытой столешнице. Машинально отметил - тот, что сидит широченной спиной к проходу, уже второй раз всей пятерней шкрябает по скуле, да причем усердно так... - Эй, ты. Что там у тебя? - Данковский шагнул в сторону, крепко перехватив