самом деле губит ничуть не хуже Язвы, - отстраненно-холодно подумал Данковский. - Тяжелый Влад из-за любви готов принять на себя чужую вину. Его сын из-за любви готов разрушить до основания родной город... И превратиться в безумное чудовище. Влад больше не тот человек, которого я знал, но обезумевшая тварь. Которая не избежит участи всех бешеных тварей». - Тайное рано или поздно становится явным, Влад. В Укладе рано или поздно узнают, кто на самом деле виновен в гибели Термитника. - Что с того? - презрительно фыркнул Ольгимский-младший. - Уклад, ха! Испугали быка голым задом. Старейшина, который без отцовского позволения боится лишний раз вякнуть. Малохольная малолетка и одержимая бесами дурная баба. Вот и весь Уклад. Они ничего не могут мне сделать. Они у нас в кулаке, они всем обязаны нам и только нам... Голос его подозрительно дрогнул. Влад повторил еще раз, настойчивее, убеждая сам себя: - Они не знают, где я. Их трепотня о степном колдовстве - пустой звук. В мире больше нет никакой магии, есть только Чума, моя королева. Он захихикал, потянувшись за фотографией. Бакалавру внезапно стало противно и жутко, точно его заперли в клетке рядом с чудовищной рептилией, отравляющим воздух одним своим дыханием. Тяжелый Влад может сколько угодно обожать своего сына, но Даниил Данковский примет свое решение. - Надеюсь, ты дождешься ее, свою Чуму. И подохнешь в ее объятиях, - бакалавр повернулся и вышел, нарочито тщательно прикрыв за собой дверь. Хотя хотелось со всей силы шарахнуть створкой о косяк, чтобы на пол осыпались чешуйки краски. Влад не болен, у него нет признаков Песчанки - она разъела его душу изнутри и течет ядом в его крови. Он не покинет Город, не понесет заразу дальше. «Надо же, сколь уверенно мы принимаем решения и распоряжаемся чужими жизнями... Может, ты заодно шепнешь на ушко Оюну, кто принес в жертву мясников фабрики Ольгимских?» «Может, и шепну! - бакалавр с грохотом спустился вниз по лестнице. Пронесся через подвальный кабачок, провожаемый чуть недоуменными взглядами посетителей и прищуренными, настороженными глазами Анны Ангел. - Он должен ответить за свершенное. Хоть каким способом и ценой, но должен!» «Благие намерения частенько приводят сам знаешь куда», - философски заметил тихий внутренний голосок. «Заткнись!» - никогда прежде Даниэль не чувствовал себя столь злым, разочарованным и оскорбленным. Под языком стоял противный горький привкус - как от дурной выпивки, купленной в подворотне из-под полы. Ольгимский-младший был ему симпатичен, бакалавр полагал, что видит наследника мясной империи насквозь, знает о нем почти все - и вот теперь жизнь наглядно демонстрировала Данковскому, насколько тот ошибался. Он осознал себя стоящим у набережной Жилки, притока Горхона. Несколько раз глубоко вздохнул пропахший гнилой водой воздух, заставляя себя успокоиться, вернуться к здравому и трезвому образу мыслей. В экстремальных ситуациях, как считают исследователи, проявляются не только лучшие, но и худшие качестве человека. Иногда под обманчиво гладкой поверхностью души объявляются такие монстры, которых и в кошмарах-то представить страшно. Бакалавр сунул руку в карман - вроде в пачке еще оставалось несколько сигарет - и наткнулся на связку писем, адресованных Владу Ольгимскому. Несколько мгновений с ненавистью смотрел на пачку конвертов, затем сорвал белую ленточку и, широко размахнувшись, выбросил чужие письма в реку. На долю секунды они неподвижно зависли в воздухе, потом спланировали вниз. Часть конвертов белесыми пятнами разлетелась по полосе грязного песка, часть поплыла по течению, постепенно тяжелея, пропитываясь водой и погружаясь на дно. «Он чудовище, - повторил про себя Данковский. - Никакая любовь не может служить ему оправданием. Я поступил справедливо». Глава 7. Капелла: Шорох кладбищенских трав. Городское кладбище располагалось на восточной окраине. С одной стороны оно примыкало к ответвлению железной дороги, ведущей к Вратам Скорби скотобоен, с другой - выходило в Степь. В старой части кладбища могилы по традиции украшались черепами быков с огромными рогами, в новой довольствовались вырезанной на надгробии фигуркой быка или коровы с теленком. Засохшие и свежие букеты, заботливо расставленные мисочки с молоком и корками хлеба. Маленькая постройка рядом с воротами, часовня для прощания с усопшим и отпевания, она же домик смотрителя. В домике обитала Ласка - белокурое, полупрозрачное, тихое создание четырнадцати лет от роду, дочка смотрителя кладбища, минувшей зимой в пьяном виде сверзившегося в недавно откопанную могилу и сломавшего себе шею. Ласка заняла место родителя. Конечно, обращаться с неподъемной лопатой или киркой ей было не по силам, и тяжелые работы выполняли муниципальные рабочие - а Ласка заботилась об умерших. Подметала дорожки, подновляла цветы, оплакивала покойников - принимая в качестве платы только бутылки молока и буханки хлеба, и упрямо отказываясь от денег. Бакалавр познакомился с Лаской мерзким дождливым вечером, когда ему не посчастливилось налететь на компанию мародеров, грабившую дом. У Данковского не было оружия, однако он рискнул вмешаться - что привело к погоне через вымершие Сырые Застройки и лихой рывок через железнодорожную колею к воротам кладбища. Соваться туда преследователи не рискнули, пошвыряли камнями через забор, громогласно угрожая достать беглеца и на том свете, и сгинули. Из своей сторожки на шум выглянула Ласка - бледное привидение, асфодель с лугов загробного мира, сошедший в обитель грехов ангел. Ее невозможно было представить сердящейся или возмущенной, она брела через жизнь с робкой улыбкой на устах, всякий вечер выставляя на могилы цветы и ритуальные миски с молоком. Глядя на Ласку, бакалавр никак не мог отделаться от пугающей мысли о том, что для тихой девушки все они - ходячие мертвецы, которым пока не пришел срок улечься в могилы. По-настоящему они заинтересуют Ласку только после смерти. Чуть позже он узнал о маленькой смотрительнице кладбища еще кое-что. Пусть Ласка редко покидала свои владения - только до ближайшей продуктовой лавки и сразу обратно - она непостижимым образом была в курсе городских новостей, особенно тех, что касались подростков. Враждуют ли нынче ребячьи шайки, где отыскать ту или иную личность, у кого из ребят можно выгодно обменять таблетки корректоров на провиант и патроны. Ласка сидела на крыльце своего покосившегося домика, плела гирлянды из сухой и ломкой травы, перешептывалась с мертвыми и знала все. Бакалавр надеялся, что молоденькая хранительница кладбища подскажет ему, где искать Веронику Ольгимскую. И убеждал себя в том, что Вероника не окажется точным подобием своего братца, не обернется уродливым отражением в расколотом зеркале. Когда Данковский вошел в ворота кладбища - чугунные, глубоко утонувшие под собственной тяжестью нижней кромкой в земле и навеки застывшие в таком положении - то наткнулся на совершенно идиллическую сценку. Подле сторожки теплился костерок, над огнем булькал закопченный кофейник. Настоящего кофе в лавках давно не осталось, горожане жарили, мололи и заваривали желуди в смеси со степными травами - но плывший над костерком пряный аромат приятно щекотал обоняние. Ласка сидела на ступеньках, рассеянно-доброжелательно созерцая окружающий мир и покачивая на коленях страшненькую тряпичную куклу в наряде из белых лоскутков. Компанию ей составляли двое подростков. Аккуратно-опрятная девочка в лиловом платье, похожем на гимназическую форму, с белым отложным воротничком. Долговязый мальчишка - черная кожаная куртка с декоративными заклепками и звякающими цепочками, черные широкие брюки, коротко остриженный бобрик темных волос. Девочка в лиловом повернула голову на звук шагов, в локонах цвета бронзы вспыхнули солнечные искорки. - Мэтр Даниэль, - светло и приязненно улыбнулась Ники Ольгимская. - Принесла нелегкая, - чернявый подросток скривился, наградив Данковского убийственным взглядом, куда больше подходившим взрослому человеку, чем маль