го Эмпориума в Бод-Бадере. Он мог бы беспечально прожить до конца жизни, подстригая купоны и свысока поучая юнцов с университетской кафедры Архитектуры и Зодчества. Однако Стаматин не оправдал возложенных на него надежд. Бросив начатое в Озергане грандиозное строительство международного аэровокзала и разорвав прочие контракты, Петр внезапно умчался сюда, в глушь. Не дав никакого внятного объяснения своему поступку, порвав с знакомцами и разъяренными заказчиками. Купил билет, сел на «Северный экспресс» и укатил в Город. Где из восходящей звезды столетия обратился стремительно рушащимся с небес метеором. Твирь разъела его мозг, а финансирование безумных проектов до дна истощило кошелек. Заодно оскудели и фамильные счета Каиных, взявшихся рьяно поддерживать воплощение в жизнь бредовых фантазий спивающегося архитектора. За два года кипучей деятельности Петра Стаматина городские кварталы украсились двумя никуда не ведущими Лестницами-в-Небо, а на западной окраине вырос Многогранник - явленное воочию опровержение законов тяготения. Напиваясь в «Одинокой звезде», Петр всякий раз горячо и бессвязно толковал о своей несравненной Башне. Средоточии Абсолютного Знания, кристалле Универсума, символе единства Мироздания и Космоса, удерживающемся не натяжением паутины идиотских тросов и балок, но волей создателя и могуществом самой Земли. Последний раз Данковский сталкивался с архитектором дня три или четыре тому, на Променаде. Стаматин с отсутствующим видом брел куда-то, шурша распиханными по карманам свертками чертежей и с регулярностью заводной игрушки прикладываясь к неизменной фляге. Даниэль попытался заговорить с ним, но, кажется, Петр просто его не узнал - шарахнулся и испуганно потрусил дальше. Разыскать его? В конце концов, человека можно вылечить от пристрастия к алкоголю и опиуму - даже против его желания. Где-то в душе Стаматина живет и сияет маленькая искорка потрясающего таланта, способность делать фантастические грезы реальностью. Будет ужасно, невыразимо жаль, если эта искорка сгинет за просто так... Только где и как разыскать человека, у которого не все в порядке с головой? Одно время Стаматин снимал номер в меблированных комнатах «Степные тропы», но дешевые меблирашки сгорели до основания. Он мог перебраться в любой из брошенных домов, их в городе несколько сотен. Не возвращаться же опять на кладбище, расспрашивать Ласку? Хотя... Даниэль вспомнил, что знает подходящий дом со скверной репутацией. Довольно далеко отсюда, в Хребтовке. Приземистое здание облезло-зеленого цвета принадлежало бывшей старшей проводнице «Северного экспресса», по завершении трудов вернувшейся в родные края. Дама приторговывала опиумом и специфическими степными травками, тщетно пытаясь утаить свои маленький бизнес от всевидящего ока Грифа. Сохранить независимость ей не удалось, домик проводницы стал одним из источников, питающих Склады - а в начале эпидемии туда ворвались мародеры, застрелив хозяйку и вынеся все более-менее ценное. ...В занесенном песком и уличной грязью холле дома пахло заброшенностью, безлюдьем, недавней смертью. Песок и обломки на полу, следы от пуль на обоях, тлен и разорение. Данковский аккуратно перешагнул через валявшийся на боку разбитый столик-трельяж, прислушался. С чего он взял, что здесь может кто-то жить? Это даже не склеп, это просто помойка. И крысы пищат. - Эй... - нерешительно позвал он. Дом подхватил голос, заглушил, утопил в ватном молчании. Конечно, здесь никого нет и быть не может. Бакалавр развернулся, собираясь уйти - и тут в глубинах дома возник быстрый, частый и судорожный стук, словно кто-то в исступлении колотил молотком по деревянной стене, вбивая гвоздь. Наверное, это было не слишком разумно - мчаться на неведомый звук, могущий быть опасным. Но нервы у Данковского и так были натянуты до предела, а способность мыслить логически временно удалилась в отпуск. Он пробежал по захламленному коридору, угодив в грязную комнатушку с выбитыми стеклами в окнах, залитую ослепительно-оранжевым светом заходящего солнца. Даниэлю потребовалось еще несколько мгновений, чтобы понять - кажущийся странно удлиненным силуэт на фоне окна не касается ногами пола. Нелепо выгнувшееся тело зависло в воздухе, судорожно дергаясь и молотя ногами о стену. В бессмысленной попытке отвратить неизбежное человек обеими руками вцепился в удавку, хрипя и пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Посреди комнаты валялся опрокинутый стул с высокой гнутой спиной, довершавший картину попытки самоубийства. Даниэль не смог вспомнить, когда и как он подтащил стул ближе и вскарабкался на него, чувствуя, как хрустит и прогибается под ногами плетеное сидение. Обхватив несостоявшегося висельника под коленями, он попытался приподнять его, ослабив натяжение веревки. С равным успехом он мог бы вцепиться в тяжеленный бесформенный мешок, набитый рассыпающейся картошкой. В дряблый мешок, от которого тошнотворно воняло гнилью и влагой. Бакалавра замутило, а грузное тело в руках дергалось, угрожая вот-вот столкнуть его с хлипкого стула и закончить начатое. Удавленник не соображал, что у него есть шанс ослабить и скинуть петлю, а может, затянул ее слишком сильно и при всем желании не мог с ней справиться. Даниэль слышал задыхающееся хрипение над своей головой, понимая, что еще пара ударов сердца - и он разожмет руки, веревка натянется и хрип перейдет в предсмертное сипение. Что-то свистнуло - тонко, пронзительно. Повешенный внезапно обмяк, сделавшись невероятно тяжелым. Стул качнулся, Данковский потерял равновесие и грохнулся на загаженный пол, больно ударившись локтем. Откатился в сторону, оставляя смазанные следы в пыли, и неловко уселся. Скрючившийся на полу человек надсадно сипел, давясь воздухом и корчась, словно полураздавленное насекомое. Вокруг него плотным облаком висел запах твириновки, к ней примешивалась острая резь непроизвольно выплеснувшейся мочи. Синюшное лицо с черным провалом рта, слепо вытаращенными глазами и криво торчащим носом и в обычные-то дни не отличалось особой привлекательностью, но сейчас и вовсе выглядело отвратительной маской смерти. Машинально поглаживая ушибленный и ноющий локоть, Даниэль поискал взглядом вещь, перерубившую веревку - широкий и тяжелый нож-наваха, глубоко воткнувшийся в противоположную стену. Бакалавр перевел взгляд на дверной проем, где, привалившись к косяку, красовалась тощая фигура в прорезиненном плаще черно-зеленого цвета. Острые, звериные черты лица, гладко зачесанные назад сальные темные волосы. Человек, с которым бакалавру не хотелось сталкиваться лицом к лицу, и которого жители Города вздернули бы при первой возможности. Однако он был достаточно умен и ловок, чтобы ускользнуть от разъяренных, но туповатых обывателей и ликторов Инквизитора - также как на протяжении десяти лет ускользал от полиции трех соседствующих стран. Пропадая и возникая снова, как дьявольский чертик из коробочки с сюрпризом. Оставляя за собой горящие здания и сошедшие с рельс поезда, вопли, слезы, розыскные листы, отметки в протоколах «тело не поддается опознанию», полицейские ориентировки и размашисто выписанную на закопченных стенах алую букву «А». Анархия, хаос, борьба ради борьбы, безнадежное сражение с закосневшими устоями общества, самодельная бомба в брюхе плюшевого медвежонка, брошенного под колеса правительственного автомобиля. Он нашел себе единомышленников даже здесь, сколотив шайки Поджигателей и устроив Факельную Ночь. Брат, сторож ли ты брату своему?.. Петр Стаматин, творец. Анджей Стаматин, разрушитель. Анджей, прибывший сюда на одном из последних рейсов «Северного экспресса». Якобы проведать младшего братца. Даниэль прикинул расстояние до стула - сможет ли он в случае чего схватить сей ветхий предмет мебели и использовать его в качестве своеобразного щита. - Придурок, - Анджей двигался на удивление тихо и быстро. Просто перемещался из одного места в пространстве в другое, только что был здесь, и его