сно закону. Инквизитор помолчала. Солнечный луч пробился сквозь запыленное стекло витража, запачкав черноту ее одеяния россыпью белых и розовых брызг. - По мне, вывод из вашего рассказа один - по окончании церемонии воздаяния я немедля отправлю ликторов в «Одинокую звезду», по душу Ольгимского-младшего, - наконец произнесла она. - Он виновен не менее прочих и должен поплатиться за свои прегрешения. И только. Вы не хуже меня осознаете, что происходит вокруг, мэтр. У меня нет ни времени, ни возможностей отдавать виновных на милость столичного суда. Светского суда присяжных, подчеркиваю, который Ольгимский с легкостью купит и продаст, избежав кары. Нет, он совершил свое преступление здесь - здесь он и расплатится за него. Он давно на это напрашивался. Благодарю за оказанную помощь, мэтр, - Надзиратели в черных плащах распахнули перед ней двери, Инквизитор прошествовала мимо ошарашенного Данковского, задев его краем одеяний. Обладай бакалавр способностью проницать чужие мысли, он бы поразился царившему в душе и разуме Инквизитора смятению и крайней неуместности ее помыслов. Лилич размышляла о его скромной персоне - но совершенно не в том духе, в каком подобало бы служительнице Церкви, давшей обет непорочности. Аглая ненавидела себя за подобные мысли - и никак не могла от них отделаться. Она злилась - на себя, за неспособность справиться с собственными чувствами, на Данковского. На кой ляд ему приспичило объявиться в Соборе именно сегодня и изводить ее своей дотошностью? Она должна добиться результата - результата, который она сможет швырнуть в лицо Совету Иерархов. Ее отправили сюда, надеясь, что она потерпит неудачу и будет с позором отлучена от лица Церкви - а то и казнена. Она досаждала Церкви - своей прямотой, своими откровенными высказываниями и развязанным ею скандалом, приведшим к расколу среди столичного клира. Лилич осмелилась вслух обсуждать то, что в среде служителей господних принято облекать вежливым молчанием. Заговорила о том, что Церковь более не служит оплотом веры, став средством сделать карьеру и пополнить кошелек. Что обряды лишены внутреннего смысла, храмы пусты, а верующие с каждым днем все больше и больше впадают в скептицизм и атеизм, отпадая от благодетельного лона Церкви. Что церковники заняты интригами и подковерной борьбой в стремлении занять более доходное местечко, напрочь позабыв о вверенных им душах. Лилич не скрывала своего презрения к соратникам и своего разочарования в их моральном облике. Она устроила несколько публичных выступлений и лекций, писала разоблачительные статьи в светские и церковные газеты, спорила до хрипоты, способствовала громкому падению нескольких высокопоставленных служителей Церкви - и вызвала сильнейшее неудовольствие Совета Иерархов. Инквизитор надеялась на свою решительность и поддержку единомышленников, но прочиталась. Когда стало ясно, что Совет в ярости и вот-вот полетят головы, мятежница осталась в одиночестве. Ее осудили и выслали сюда. Издевательски предложив доказать крепость собственной веры - ведь известно, что насланную Господом кару может преодолеть только истинно верующий. Провинившуюся Лилич швырнули в даль и глушь, в провинциальное вязкое болото, зная, что никто там не окажет ей помощи и не пойдет навстречу. Требуя доставить в Столицу головы тех, кто допустил вспышку эпидемии - и навсегда выполоть тянущиеся к солнцу ростки дурной травы, Степного Уклада. Избавить мир от заразы, от невнятного шепота ворожбы - того, что два десятилетия назад очаровал ее сестру, сгубив ее душу. Нина могла бы многого достичь, могла стать прекрасным цветком на древе Церкви - но предпочла здешнюю глушь, замужество и сомнительную репутацию чародейки. Аглая с первого взгляда возненавидела Город, очаровавший и похитивший ее старшую сестру. Город, навсегда разлучивший сестер Лилич. Она положит конец здешним еретическим воззрениям. Сотрет Уклад в порошок. И всех, кто имел глупость поддерживать его. И она не станет думать о Даниэле Данковском. Ни за что не станет. Она есть воплощенный дух, а плоть... Что с нее взять? Женская плоть слаба и глупа. Карающий бич Инквизиции вступила на ступеньки Собора. Оглядела жидковатое сборище горожан и цепь ликторов, виселицу и приговоренных. Те выглядели именно так, как ей хотелось - униженными, раздавленными, потерявшими всякую волю к сопротивлению. Именно так подобает выглядеть поверженному врагу. Она расправится с этими двумя и займется младшим Ольгимским. И его сестрой тоже. Юная девушка с большим состоянием нуждается в опеке и твердой наставляющей руке, удерживающей ее на верном пути. Ах, если бы ей еще удалось изловить вожака Поджигателей и прячущиеся в зараженных кварталах остатки шаек... Если бы ей удалось прижать этот Город к ногтю и вынудить покориться. Тогда она бы позволила себе проявить милосердие и понимание. Она бы спасла их - даже вопреки их желаниям. Клерк надтреснуто прочел приговор, щедро пересыпанный громкими словами навроде «преступная некомпетентность», «халатность», «коварный сговор» и «преступление против человечности». Приговоренным традиционно даровалось право последнего слова, но ни тот, ни другой не пожелали им воспользоваться. Лилич внятно разъяснила старому коменданту и дельцу вред длинных языков - и они быстро уловили ход ее рассуждений. Пафосная комедия с произнесением речей с помоста сейчас будет крайне неуместна. Дело просто должно быть исполнено. Ликтор выбил из-под ног осужденных грубо сколоченные табуреты. По жидковатой толпе, собравшейся перед Собором, пробежал общий вздох. Тело коменданта, издалека казавшееся неестественно длинным, качнулось в петле, унизительно и беспомощно суча ногами. Впрочем, продлилось это недолго. Дернувшись еще пару раз, Александр Сабуров завис в торжественно-мертвенной неподвижности, слегка раскачиваясь взад-вперед. Веревка, затянувшаяся на толстой шее Влада Ольгимского, угрожающе затрещала. Пара оборвавшихся волокон закрутилась тугими спиралями, но драматически-позорного падения развенчанного мясного короля не случилось. Тяжелый Влад оплывшим грузным мешком завис между небом и землей, почти касаясь помоста кончиками вытянувшихся в последнем усилии ног. На ногах у него были разношенные полуботинки, испачканные в грязи и сухой траве. Две вертикали, органично дополнившие росчерк плоских колонн Собора, устоев виселицы и чугунных опор фонарей. Нити, сшившие небо и землю добротными пеньковыми веревками. Ее преосвященство Лилич стояла на верхней ступеньке широченной лестницы, безразлично созерцая казнь. Солнце играло в переплетениях священного символа ее высокого сана. Ветер украдкой вытянул из узла гладко зачесанных назад волос Аглаи Лилич тонкую светлую прядь, нерешительно затеребил ее. Карающая Длань вновь была спокойна и уверена в себе. Она поступила правильно - как велели ее долг и совесть. Девушка-подросток, затесавшаяся среди пришедших посмотреть на казнь обывателей, разжала стиснутые кулачки. Пепел летит по ветру, души повешенных удрученно скулят над Степью, не находя приюта и покоя. Убедившись, что приговоренные - мертвы, девушка поглубже натянула вязаную шапочку и, ссутулившись, шмыгнула прочь. Инквизитор чуть прищурилась ей вслед, пытаясь высмотреть среди безликих горожан долговязую фигуру в потрепанной охотничьей куртке болотного цвета. Гаруспика не было. Опять мотается по своим загадочным делам, рискуя шкурой. Именно тогда, когда ей позарез требуется переговорить с местным уроженцем и получить толковый совет. Ей необходимо убедиться в том, что Артемий жив и с ним все в порядке. Присутствие Бураха придавало ей стойкости - хотя, рассуждая здраво, она должна стереть угрюмого менху с лица земли. Он ведь фактически служитель еретической секты. Воплощение всего, что враждебно Церкви. Он - враг. Но общество Бураха успокаивало ее, а вид мэтра Данковского - злил и заставлял мыслить о неподобающих вещах. - Братья и сестры, - Лилич не было никакой необходимости повышать голос. Притихшая площадь и