все они посвящались одному и тому же вопросу. Монографии, брошюры и романы, написанные учеными и мистиками, шарлатанами и священниками. Книги о попытках общения живых с миром мертвых. Виктор тосковал по утраченной жене, опалившей его жизнь и угасшей. Тосковал тихо и безнадежно, теша себя несбыточными надеждами, марая навощенный паркет библиотеки тщательно срисованными из присланных книг пентаграммами. У него не получалось. Мария знала, что ничего не получился, но не могла подобрать подходящих слов, чтобы объяснить это отцу - окончательно разбив все его мечты. Оживился он единственный раз - года два тому, когда в Городе объявился столичный архитектор Стаматин. К Виктору ненадолго вернулась былая энергия и воля. Он убедил старшего брата выделить средства на постройку Многогранника, часы напролет мог корпеть вместе с архитектором над чертежами, составлял мудреные диаграммы и схемы. Но спустя полгода после того, как Многогранник взметнулся к небу, Петр Стаматин сделался завсегдатаем «Одинокой звезды», а Виктор Каин вернулся к прежнему апатичному времяпровождению. Теперь все стало еще хуже - он больше не выписывал книг и ничего не читал. Часами сидел у выходящего в сторону Горхона и Многогранника окна и беззвучно шевелил губами. У Марии при взгляде на эту незамысловатую картину нестерпимо разболелась голова, и она ушла. Больше подглядывать за отцом Каина-младшая не пыталась. Но выстроенный Многогранник ее очаровал. Настолько, что Мария не представляла Города без этой склоненной над рекой башни. Порой ей чудилось, что она видит Башню в совсем ином обличье, чувствует сходящиеся к ней нити - те самые, из которых Хозяйки ткут покров из чудес и реальности. Мария куснула губу и решительно опустилась в кресло Нины. Семейный совет - так семейный совет. Хватит с нее недомолвок, недоговоренностей и «это не твоего ума дело. Подрасти сперва». Она выросла. Она больше не ребенок. Георгий обвел собравшихся домочадцев сумрачным взглядом. Мария дорого бы дала за то, чтобы понять, о чем он думает. Сосредоточившись, она могла уловить нечто вроде ауры чужих размышлений - дрожащий, переливающийся ореол, вуаль акварельной прозрачности, исчезающая от неосторожного взмаха ресниц. Дядю окружали темно-зеленые, лиловые и черные полутени - таким для нее представало сильное душевное смятение. - Виктор, Мария, Каспар, - дядюшка обратился к каждому из них, как требовали традиции Каменного Двора. То, что семью Каменного Двора теперь составляли четыре человека, для Судьи не имело значения. - Обстоятельства настоятельно требуют общего сбора семьи. Нет смысла лишний раз говорить о том, что сейчас переживает Город. Нас стирают с лица земли. Инквизитор собирается разрушить Многогранник, считая его источником распространения заразы. Она это сделает, я больше не сомневаюсь в этом. Ее прислали с этой миссией, и она выполнит свой долг - уничтожит все, к чему прикоснется. Георгий Каин говорил спокойно, без надрыва и пафоса, и Марии вдруг подумалось: если она переживет Песчанку и когда-нибудь выйдет замуж, она была бы совсем не прочь, чтобы ее супруг нравом и обликом смахивал на дядюшку. Почему мама предпочла не старшего из братьев, а младшего, куда более слабого духом и разумом? «Год, когда Нина ушла от нас, стал водоразделом. Хребтом между тем, что было, и тем, что стало. Отец бросил работу. Дядя подал в отставку с поста мирового судьи, но быть Судьей он все равно не перестал. Горожане продолжали идти к нему - за советом и решением. Их семейные драмы и имущественные споры столь лет решались в приемной Горнов, быстро и тихо, без крикливых споров и взаимных обид. Дядюшка судил не по букве Закона, а следуя его духу. Он был справедливым, ему верили. А теперь... что же нам делать теперь?» - Даже если мы выживем, наш мир никогда уже не станет прежним, - словно отвечая мыслям племянницы, продолжал Георгий. - Мы... мы потерялись. Дело не в Чуме, эпидемия просто подвела итоги и расставила все по своим местам. Мы гибнем не от болезни, а потому, что наше время, время Трех Семей, подходит к концу. Я больше не могу ничего решать за вас, не могу защитить вас, не могу навязывать вам свое мнение, - он помолчал, дернул плечом. - Больше всего мне бы хотелось, чтобы вы, дети, уцелели и смогли уйти отсюда. Но вы не тронетесь с места, сколько бы я не уговаривал, да, Хан? - Я никуда не уйду, - отмахнулся подросток и деловито осведомился: - Дядя, а что, если попробовать шлепнуть Инквизитора? Без приказа ее псы не рискнут приблизиться к Многограннику. - Зато они без всяких угрызений совести схватят и прикончат убийцу, - отозвался Георгий. - Тогда тебе уже не будет никакого дела до того, устоит Многогранник или нет, а мне... мне бы не хотелось видеть, как тебя вздернут около Собора. Стоит ли пустая каменная башня твоей жизни, мальчик? - Это не просто башня, дядя, - упрямо наклонил голову Каин-младший. - Мы все это знаем. - Позволь открыть тебе одну тайну, мой друг - теперь я сильно сомневаюсь в этом, - невесело улыбнулся Георгий. - Когда-то я тоже надеялся, но время шло... Ничего из того, на что мы рассчитывали, начиная строительство, не сбылось. Я утратил веру в чудеса. Теперь это просто башня, владение нашей семьи, от которого нет ни пользы, ни вреда. Пусть Инквизитор сожжет ее и развеет прах по ветру, но не тронет нас. Моя совесть будет чиста - дети Нины останутся в живых. Это куда важнее каменной постройки. - Нет, - подал голос Виктор, неожиданно для всех заговорив быстро, горячо и на удивление убедительно. - Недостойно нас склоняться перед столичной выскочкой с крестом на шее, рассчитывая, что нам удастся тихо отсидеться в углу. Зачем детям такая жизнь - купленная ценой отступничества? Если мы и уйдем, то уйдем по собственной воле, так, как подобает правителям Каменного Двора. - Поджечь Горны синим пламенем? - Мария не узнала собственного голоса, хриплого и резкого. - Вместе... вместе с собой? Виктор повернулся к дочери. Обычно тусклые, невыразительные глаза младшего из братьев Каиных теперь наполнились пугающим, багровым отсветом. - Да! - почти с радостью воскликнул он. - Вот именно! К чему нам эта жизнь, в которой мы покорно плывем по течению? Наши имена, наши мечты и замыслы смешаны с грязью, мы стали никем и ничем. Мгновение боли, которое забудется - зато там, на той стороне, нас ожидает Нина. Лучше самому подвести черту под прожитой жизнью, чем всякий день просыпаться, не зная, коснулась тебя Чума или решила обождать еще денек. Недостойно Каиных в мучениях подыхать под забором, забыв даже собственное имя. Вы согласны со мной, дети? Пойдете со мной? - Хрена с два! - не задумываясь, выпалил Хан. Мария сделала неуверенную попытку отодвинуться от стола вместе с тяжеленным креслом, но ей не удалось сдвинуть его с места даже на дюйм. Никогда прежде она не видела отца таким, привычно-тихий, незаметный Виктор пугал ее. Его слова и объявший его ореол - темно-алый с проблесками холодной синевы. - Каспар, не дерзи отцу, - Виктор нахмурился. - Собственно, я мог не спрашивать вашего мнения. Видишь, твоя сестра согласна со мной. - Я не Каспар, я Хан, и я буду говорить то, что хочу, - подросток вскочил, аж обеими руками вцепившись в мягко сияющее полировкой ореховое ложе «Кентавра», - и ты не сможешь мне запретить. Ты отказался от нас. И Марии ты тоже не заморочишь голову, да, сестренка? Скажи ему, не молчи же! - Да, - Мария сглотнула, ощутив, как по горлу прокатился холодный, колючий шарик. - Мама мертва, отец. Она умерла и похоронена. Может, ее душа и присматривает за нами, но встретиться с ней мы никогда не сможем. Я хочу жить. - Вы не смеете так поступать... - растерянно пробормотал Виктор, в поисках поддержки развернувшись к старшему брату. - Георгий, они всего лишь маленькие дети, они не должны... - Они давным-давно уже не дети, - отрицательно покачал головой Судья. - Жаль, что ты этого не заметил. Моя вина в том, что я предоставил событиям идти своим чередом и не вытащил тебя за шкирку из твоего убежища, ткнув носом в реальность. Ты отгородился своими мечтаниями, предпочтя служение памяти Нины заботе о ее детях. Дети выросли - как чертополох в запущенном саду. Не вини их, но и не требуй от них слепого повиновения. У ни