переплетением ажурных нитей. Вниз по улице Айян над тротуаром плыл, колышась, сизый Чумной Призрак, вполне разумно заглядывая в уцелевшие окна вторых этажей. Словно искал кого. Небо отворачивается от земли, Мать Бодхо больше не защищает своих детей. До прихода Чумы три соседствующих квартала - Кожевенники, Дубильщики и Жильники - были весьма неплохим местом. Несколько однообразные, но аккуратные и приятные взгляду казенные дома для работников заводов Ольгимских. Дворики и палисадники, где летом хлопали развешенные на веревках белые и полосатые простыни. Школа, детские площадки с нежно поскрипывающими качелями на цепи. Лавки, магазинчики, мастерские, трактиры и кафе. Фабрики процветали, и жизнь в городке была не так уж плоха. Скучна и размеренна, как во всяком провинциальном городе, но у большинства обывателей имелась крыша над головой, небольшой вклад в местном банке и уверенность в завтрашнем дне. На скамейках сидели старики, дымили трубками, вспоминая минувшие деньки. Здесь, на открытой террасе, долгими летними вечерами устраивались танцы под аккордеон и скрипку. Играли дети. По набережным гуляли влюбленные парочки. Здесь была жизнь - какая ни есть, но жизнь. Обычный город, каких полно на карте страны. Обычный захолустный городишко, окруженный Степью. Степью, испокон веков существовавшей по своим собственным законам, не всегда понятным и разумным. Уроженцы Степи куда лучше разбирались в интонациях мычаний быков и коров, чем в человеческой речи, читая судьбу по звездам и косточкам нерожденных телят. В медных котлах выпаривали и перегоняли твирь - дымную, пепельную, подснежную и кровавую - получая настой, позволявший видеть незримое и разгадывать тайный смысл узора переплетенных линий. Линий судьбы на человеческой ладони, паутины троп в Степи и линий кровяных жил во внутренностях быка. Бурах прошел в стоявшие нараспашку ворота Долгого корпуса Термитника. Его шаги гулко разносились по пустынным, обезлюдевшим цехам. Все остановилось, все замерло: балки с крючьями для разделки туш, вагонетки и тележки. Громыхающие стопки цинковых поддонов, бегущие резиновые ленты подносчиков на роликах, автоматические ножи и зубчатые колеса. Рычаги, цепи, клетки, загоны, кормушки. Бетонный пол с углублениями для стока нечистот, решетки лязгают под ногами. Впитавшийся в железо и камень запах пролитой крови, настолько ощутимый, что его можно резать ножом - он тугой и вязкий, густо-коричневого цвета свернувшейся крови. После того, как Инквизитор распорядилась отомкнуть ворота боен и вынести трупы, уцелевшие рабочие вместе с семьями перебрались на второй ярус Термитника, в Короткий корпус, попытавшись превратить разделочные цеха в нечто, пригодное для жилья. Люди и посейчас оставались здесь, им было больше некуда идти, большинство лишилось своих домов в Факельную Ночь. Гаруспика провожали взгляды - настороженные, испуганные, полные смятения и робкой надежды. Покачивались развешанные то там, то здесь керосиновые лампы-«молнии», отбрасывая длинные, бесформенные тени, мечущиеся по стенам. Старейшина Уклада Оюн и его подопечная обитали в бывшей комнате старших смены. Дверь отсутствовала, и когда Бурах откинул занавешивавшую проем мешковину, он обнаружил вполне мирную картину: Оюна, сидевшего на провисшей парусиновой койке, и игравшую на замызганном полу девочку. Девочке на вид было лет семь, у нее светло-каштановые локоны, круглая симпатичная мордашка и яркие блестящие глаза. Она до смешного походила на прелестную куклу, по прихоти мастера игрушек наряженную не в нарядное платье с кружевами и лентами, но в растянутый вязаный свитер с чужого плеча и мальчишеские шаровары. Игрушками ей служили головастые и пучеглазые уродцы, сшитые руками Миши, несколько бычков из лоскутов кожи и меха, и неведомо как угодившая в Термитник кукольная коляска из дорогого магазина. В данный миг девочка безуспешно пыталась с помощью обрывков ленточек запрячь в коляску бычка. - День добрый, Тая, - поприветствовал девочку Бурах. - Мое почтение Старейшине. Тая Тычик, дочка не пережившего Факельной Ночи управляющего бойнями Герберта Тычика, вскинула голову, улыбнувшись менху - жизнерадостно и светло, точно в глухой ночи вспыхнул гостеприимный огонек. - Где ты был? - немедля пожелала узнать она. - Видел ли что-нибудь интересное? - Инквизитор обвенчала с Конопляной Тетушкой коменданта и старшего Ольгимского, - Артемий привык к тому, что детей Уклада не запугать и не удивить ничем. Тая пережила заточение в Термитнике, смерть стала для нее привычной и будничной. - А еще она намерена взорвать Многогранник. Это мудрый совет ей подал никто иной, как Старейшина. С какой радости? - Она собирается взорвать Многогранник? - переспросил Оюн. Слова он произносил медленно, словно обдумывая тайный смысл каждой прозвучавшей буквы, отчего складывалось ошибочное впечатление о туповатости Старейшины. Усиливалось впечатление его внешним видом - кряжистый здоровяк средних лет, лобастый и широкогрудый, неуловимо похожий на породистого быка, сильного, но туго соображающего. Покатые плечи и могучие руки выдавали в нем человека, способного без труда сломать подкову или свернуть шею врагу. Оюн носил поношенную куртку с сохранившимся на спине набивным трафаретом «Фабрика Ольгимских» и бычьей головой, порыжевшие от старости кожаные бриджи и высокие охотничьи сапоги. Оюн, маленькая Тая и угрюмая степнячка Оспина - три этих человека олицетворяли Уклад Степи. Оюн и Оспина вот уже лет десять были предстоятелями и хранителями, затем к ним присоединилась Тая. Ее избрали среди множества детей фабричных рабочих, руководствуясь невесть какими критериями, и сделали маленькой некоронованной принцессой Термитника. Ребенком, которого изо всех сил старались сберечь, накормить, обогреть. И чье маленькое сердечко было готово в ответ полюбить весь мир. - Да. В подтверждение того, как деятельно она исполняет свою миссию, - Бурах подвинул к себе расшатанный табурет и уселся. - Ты навел ее на мысль сопоставить геодезическую карту Города и чертежи Многогранника. Она полагает, что фундамент башни, как пробка, запер водоносные слои под Горхоном. Там скапливается заразная кровь, несомая течением со скотобоен, и отправляется прямиком в водозаборную систему Города. Если разрушить фундамент, вода найдет себе дорогу и промоет водоносный пласт, ослабив вероятность заражения. Звучит невероятно, но Инквизитор ухватилась за эту идею, как клещ, впившийся в бычью холку. Я уговорил ее отложить взрыв до завтрашнего дня, но я хочу знать, Оюн - с чего бы промеж тобой и Инквизитором вдруг возникла такая нежная дружба? - Нельзя разрушать башню! - взвилась Тая Тычик. - Нельзя и все! Без нее все распадется. Она... она как... - от недостатка слов девочка лихорадочно замахала перед собой руками, пытаясь изобразить нечто вроде оси с вращающимися вокруг нее предметами. - Да, словно нитка, на которую нанизывают бусы. Без нее все разлетится и раскатится по углам! Она - как коробочка с секретом, коробочка с надеждой! Оюн, зачем ты все рассказал этой женщине? Бурах скептически глянул на девочку. Говорят, у Таи есть талант к Видениям, но как прикажете взрослым людям понимать восьмилетнюю провидицу, которая не в ладах с языком? И по этой причине не может растолковать свои мысли - многогранные и пестрые, как переливающиеся стекла калейдоскопа, и туманные, как всякое предсказание. - Каины возвели себе игрушку до небес и отравили нашу воду, - возмущение Таи ничуть не задело Старейшину. - Пусть у Инквизитора сердце из стали и она чужая нам, однако она совершит то, за что возьмется. Я поговорил с ней, да. Она выслушала и согласилась. Мы должны что-то делать, Тая, а не просто сидеть в пустых цехах и трястись в ожидании завтрашнего дня. Если река и воздух станут чистыми, болезнь уйдет. Мы вырастим новых быков. Фабрика снова начнет работать. - Но башня... - в отчаянии начала Тая. - Гори он огнем, этот Многогранник! - рявкнул в ответ Старейшина. - Никакого с него проку! Капелла Ольгимская заморо