лужительницы Матери поняли, что былому Укладу приходит конец, они добились того, чтобы Ольгимские основали Термитник на традиционном месте поклонения Бос Туроху. Из жрецов менху, олонги, собиратели трав и Невесты стали мясниками и наемными рабочими, клерками и фасовщицами. Но суть их деяний осталась прежней, хотя с каждым прошедшим десятилетием и новым поколением истинный ее смысл утрачивался все больше и больше. Повинуясь заветам Матери, мы выращивали племя авроксов, отдавая кровь павших под ножами священных быков и их потомков земле. Преобразовываясь, очищаясь и превращаясь, она оживала. Кровь под нашими ногами, пульсирующая кровь в жилах великого удурга, города, зачатого и выросшего на крови. На краткий, неуловимый миг изнуренная болезнью степнячка стала похожа на своих предшественниц, грозных и мудрых служительниц бродящей под звездами Матери Бодхо и ее сына, Первого Быка. Вязкая, бездонная тьма жадно шевельнулась в прищуренных глазах и сгинула. - Мы никогда не задавались вопросом, зачем и ради чего мы делаем это. Зачем всякое новолуние совершаем положенные ритуалы и раскрываем линии. Сегодня мы дождались ответа. Бурах, менху и наследник менху, ради спасения города превратит кровь в панацею, - она устало уронила руки на мешковину. - Вот наша тайна. Вот почему мы не роем глубоких колодцев и почему наша земля рассыпается в руках. Вот ответ на твои загадки, Бурах. - Нет! - Оюн взревел раненым быком, заставив пламя керосиновых ламп испуганно вздрогнуть в стеклянных коконах. - Нет, говорю я тебе! Ты больна, ты сама не понимаешь, что несешь! Мы спускались в эти треклятые тоннели, и ты сама, своими глазами видела, что в них - пустые каверны, истлевшие туши давно издохших быков, и не единой капли крови! Нет, будь ты хоть трижды Эсь’Пайна! Я запрещаю тебе играть с этой фальшивой верой, покуда я - Старейшина Боен! - Оюн, не блажи, - попытался вмешаться Бурах. Старейшина и Оспина проявили редкостное единодушие, хором рявкнув на него: «Заткнись!» - Ты их лучше сейчас не трогай, - шепотом сказала Тая. - Они... им нужно решить, куда повернуть колесо. Это... это сложно. - А я, можно подумать, не понимаю, - буркнул Артемий. - Но мне бы не хотелось, чтобы они убили друг друга, выясняя, кто прав, а кто нет. - Они - не убьют, - менху осознал, что девочка вот-вот разрыдается, и встревожено повернулся к Тае. - Убьешь - ты. - Тая, милая, что ты говоришь? - опешил гаруспик. Девочка прижала палец к его губам: молчи. - Значит, пришло время избрать другого старейшину, - отмела нападки Оюна степнячка. - Не злословь понапрасну. Мы оба хороши. Я не воспрепятствовала твоему намерению провести ритуал Боса Примигениоса, хотя и догадывалась, что, не ведая толком языка линий, ты раз за разом искажаешь его подлинную суть. Мы швырнули под жертвенный нож всех наших оставшихся авроксов, но Мать не ответила. Наше время кончилось, Оюн. Сделай мне последнее из одолжений - уйди сам, добровольно. Я передам власть и ее знаки следующему Главе Уклада. Мне будет легче уходить, зная, что ты остался в живых... - Куда уходить? - не сдержавшись, взвыл Бурах, у которого услышанное до сих пор не укладывалось в голове. Предания о тоннелях он, конечно, слышал и раньше - в детстве и юности. Но, как верно заметила Оспина, предания Степи были для детей вылущенным орешком без ядра истины. - Оспина, поимей снисхождение! Что ты задумала? Ты ведь можешь объяснять все по-человечески, что на тебя опять нашло?! - Она задумала сместить меня, отдать Уклад тебе и совершить Кледу, пробуждающую удурга, - на удивление кратко и внятно растолковал Оюн. - Я против этого. Не потому, что так уж сильно цепляюсь за титул Старейшины - хотя, полагаю, я неплохо справлялся со своей должностью. Но если я пойду у нее на поводу - значит, я признАю истинной всю эту чушь о знаках и предназначениях. Магии нет. Она ушла. Есть только мы и бойни. Теперь и боен нет. Все и всё умирает, и твоя панацея ничего не изменит. - Уклад вечен, - Оспина устало, тоскливо вздохнула. - Степь вечна, как жизнь под небом. Эпидемия окончится. Все вернется на прежние круги. Приедут новые жители, родятся новые дети. Город отстроят. Только не будет Многогранника. - А башня-то здесь при чем?! - Бурах окончательно отчаялся понять логику Оспины. - Ты сам себе ответил, только не понял ответа. Многогранник - средоточие Сил. Стаматин полоумный, но сердцем чует ход линий. Следуя подсказкам Каиных, он возвел свою нелепую и прекрасную Башню там, где Линии стягиваются в наибольшем напряжении. Каины мечтали получить ловушку для чудес. Стаматин - сотворить небывалое. Все они просчитались. Многогранник не пожелал откликнуться на их зов. Жаль, что ради спасения Города ему придется погибнуть. Второй такой башни не сыщешь на всем белом свете, - степнячка перевела взгляд на Артемия. - Твоя подружка-Инквизитор все правильно поняла, только малость ошиблась. Если разрушить башню, из земных недр хлынет не вода Горхона, но горячая кровь. Кровь, которую сделает зримой и осязаемой Кледа - ритуал раскрытия человеческих линий. Ты изготовишь свою панацею, на травах и бычьей крови - столько, сколько потребуется. Бурах открыл рот. Закрыл. На удивление ровным и бесстрастным тоном уточнил: - Верно я понимаю: мы ведем речь о человеческом жертвоприношении? - Ой-ей, - присвистнула Миши. - Да, - не стала ходить вокруг да около Оспина. - Я отказываюсь, - Бурах встал, задев головой керосиновую лампу. - Нет и еще раз нет. Да, я хирург и мои предки были истинными менху, степными заклинателями, но это - это для меня уже слишком. - Вот именно, чушь сущеглупая, - с готовностью поддержал его Оюн. - Ну подумай сама, - с неожиданной горячностью обратился он к степнячке, - ты умрешь - и ничего не изменится. Не появится никакой крови, потому что ее нет и никогда не было! Это выдумки! Детские сказки. Ты сама смеялась над ними, называла их бреднями старух, обкурившихся савьюра. - Я заблуждалась, - запавшие глаза Оспины горели тусклым, болезненным огнем. - Я отчаялась и разуверилась, сочла себя жрицей у опустевшего алтаря. Мои обряды и молитвы были лишены веры - и оттого я не слышала речей Матери Бодхо. Оглохшая слышащая. Но теперь слух и зрение вернулись ко мне, и я говорю - вы поступите так, как я скажу, - она сглотнула и умоляюще добавила: - Пожалуйста. Иначе какой смысл мне жить дальше? Чародейка без колдовских сил, опозоренная жрица-лгунья - я слишком долго была отражением Като Сабуровой. Две уцелевшие Хозяйки, связанные заговором молчания - и обе фальшивые, обе укрывшиеся под размалеванными масками. Я должна что-то сделать. Должна вернуться на предназначенное мне судьбой место, место, которое по праву занимали моя мать и ее мать, и поколения женщин моей семьи. Должна снова стать Травяной Невестой. Должна вернуть магию Степи. Неужели ты откажешь мне в этом? - Я... - Бурах не знал что сказать. Нужные слова нашел Старейшина: - Если ты уйдешь - что я буду без тебя, моя Эсь’Пайна? - Ты придешь ко мне - думаю, мне не придется долго ждать, - теперь ее взгляд был исполнен горестного сочувствия. - Я пройду через свое испытание, ты - через свое. Ты всегда боролся до последнего. Зря я настаивала на том, чтобы ты ушел добровольно. Сражайся, как подобает истинному менху - и возвращайся ко мне. Бурах, - она вскинула голову. Коротко остриженные каштановые волосы топорщились во все стороны, - я понимаю, тебе нужно подумать. Иди. Пожалуйста, уходи и позволь мне - нам - провести эту ночь одним. Завтра я буду ждать тебя - на кургане Раги, за городским кладбищем. Ты без труда узнаешь его, там на вершине стоят два кромлеха. Приходи. Приноси то, что ты носишь у самого сердца. Приноси свои ножи и свое ученое неверие, а я принесу свою новорожденную веру. Приходи и посмотрим, кто из нас прав, а кто ошибается. Посмотрим, сможем ли мы сразить Шабнак тем оружием, что еще осталось в наших руках. - Пойдем, - Тая встала, сунула под мышку игрушечного бычка, зябко поежилась. Выходя, Артемий оглянулся. Старейшина сидел на импровизированной постели Оспины, обнимая степнячку. Та обессилено уткнулась лбом в широченное плечо Оюна. Снаружи давно стемнело. Ночь плыла мимо, касаясь людских лиц холодным шершавым языком мертвой коровы. Театр догорел, Город затаился, свер