— Лей, — подбодрила я.
Спустя минуту от хелефайи осталась только большая лужа протоплазмы, в которой лежала одежда.
— Теперь всё, — сказала я. — Вурдалак больше не вернётся. Идём, Джакомо, надо обработать записи, может быть, и удастся установить внешность того, кто сделал вурдалачью матрицу возрождения.
— Так ты не…
— Не некрофилка, хочешь сказать?
Парень смутился чуть ли не до слёз, пробормотал что-то оправдательно-извиняющееся. Я прицепила телефон к шлевке, воткнула в столешницу дальдр.
— Идём, Джакомо. Посмотрим записи.
К луже подошёл лайто.
— Овурдалачить Избранную Кровь — кощунство! — возвестил он, возмущённо выгнул верхушки ушей.
— Несомненно, — ответила я. — Умертвий надо делать из человеков. Мы универсальный материал — и сырьё, и пища.
— Ты говорила, — спросил кто-то из посетителей, — что вурдалака сможет сделать любой ворожей?
Все уставились на лайто, точнее — на его пояс. У хелефайи тревожно дёрнулись уши.
— Я не… — начал было он.
— Это он! — истерично заорал кто-то. — Отрешённик!
— Сволочь ушастая! — завизжали сразу несколько голосов. — Вурдалачник!
Определённая логика тут была — в Альянсе неромансерством занимаются только хелефайи, а этот бедолага оказался чересчур близко от места преступления.
Лайто собрался было спорить и опровергать обвинения, но я схватила его за руку и потащила прочь. Хелефайя вырвался, смерил меня досадливо-брезгливым взглядом и повернулся к толпе.
— Я не…
В голову ему швырнули бутылку. Я схватила Джакомо за рубашку, дёрнула за собой на улицу, оттуда в переулок.
— А он? — на ходу спросил Джакомо.
— Ему уже ничем не помочь, разве что озомбачить. Я физически не смогу увести людя втрое сильнее меня, если он сам идти не хочет. И тем более не смогу остановить толпу.
— Они же не… — Джакомо не договорил.
— Это толпа. Безумное от страха и пьяное от ярости людское стадо, в котором каждому есть за что мстить представителю высокой касты. А хелефайя — спесивый дурак, который элементарных вещей не понимает. Толпа его разорвёт, и нас вместе с ним, если вовремя не удерём. Всё, что мы можем сделать — это вызвать полицию. Если ушастику очень повезёт, он отделается обширными переломами.
Я сорвала со столба и разбила заклинание аварийного вызова полиции, чётко и громко произнесла адрес и название трактира.
— Дети Звёзд сильны, живучи и проворны, — неуверенно ответил Джакомо. Я пожала плечом. Хотелось бы надеяться на лучшее, но сбежать от толпы не легче, чем от горной лавины.
— Ты говорила, — сказал Джакомо, — что не умеешь драться.
— Так и есть. Меня учили только убивать.
— Кого убивать? — испугался альянсовец.
— Всех. Если ты не в курсе, то знай — в Троедворье идёт война. А в бою не дерутся, там уничтожают живую силу противника, то есть убивают людей, пока эти люди не успели убить тебя.
Джакомо поёжился. Потайничник никогда не задумывался, как в действительности выглядит любая битва, хоть Величайшая, хоть самая обыкновенная.
Но сейчас не до эмоций, надо побыстрее домой, записи обработать.
Джакомо залпом выпил из бумажного стаканчика купленное у разносчика кислое низкосортное вино.
— Не торопись, — сказала я. — Подыши глубоко и ровно. И не стесняйся, после всего увиденного тебя и должно трясти, совершенно естественная реакция.
Сидели мы на скамейке в парке неподалёку от ресторана. Разносчик болтал с клиентами, толстой неряшливой бабой и запойного вида мелкорослым тощим мужичком.
— Этого ушастого вурдалачника уже вся полиция ищет! — визгливо радовалась баба. — Теперь не уйдёт, сучонок. Сам всевладыка подписал разрешение на арест.
— Что-то слишком быстро, — не поверил разносчик.
— Так всевладыка Дуанейвинг сейчас в городе! — ответил мужичонка. — Тот овурдалаченный бедняга из его свиты, личный вассал. В среду парня на дуэли убил один из мелких приспешников Злотворящего Отрицателя. А в четверг вурдалаком сделали. Найти отрешённика, который провёл обряд, от всевладыки требует долг сюзерена. А кто ещё сможет овурдалачить Старшую Кровь, кроме самих Всемудрейших?
— Звучит убедительно, — сказал Джакомо. — Зачем бы ещё Совершеннейшему приходить в дешёвый человеческий ресторан, если не за вурдалаком?
— Нет, — сказала я. — Вурдалак хотел его убить. На создателей они не нападают.
Торговец и пьянчуги ушли в глубь парка.
— Как правило, не нападают, — упорствовал Джакомо.
— Исключено, — повторила я. — Ушастика зовут Миденвен ар-Даллиган ли-Вириар. Он тот самый знаменитый фармацевт из нычки Виальниен, сын не менее знаменитого целителя. Ар-Даллиганы богаты, честны и уважаемы, заниматься отрешённым волшебством им смысла нет. Да и не такие они люди.
— Откуда ты его знаешь?
— Видела в четверг в департаменте. А рассказал о нём один из хранителей Мёртвого архива.
— Ли-Вириар в городе бывает только по понедельникам, когда привозит в аптеки лекарства. Какого чёрта ему здесь делать в четверг? Благословеннейшие из нычек выходить не любят. Если вурдалак начал убивать в пятницу, то сделали его как раз в четверг.
— Департамент — место для этого малоподходящее, — возразила я. — Нет, ли-Вириар к вурдалаку никакого отношения не имеет. Хотя не исключено, что парня подставляют. Из-за вурдалака ситуация в городе напряжённая, эстрансанги и человеки на грани бунта, а Виальниен — ближайшая к Рему хелефайская нычка. Овурдалачен тоже хелефайя. Крупный этнический конфликт неизбежен. Другой вопрос, кому он выгоден — предстоятелю потайничному, который возжелал стать верховным, или верховному, чтобы упрочить свою власть. А может, Лоредожеродд постарался.
— Ты произносишь имя Врага?! — отшатнулся Джакомо.
— Я всегда называю врагов по имени. Это убирает страх перед ними.
— С ума сошла… — ошарашено пролепетал Джакомо. — Так не делает никто.
— Вот поэтому Лоредожеродд и трепет вас всех как трёхгрошовую шлюшку.
Джакомо немного помолчал и спросил:
— Ты уверена, что тот Звездорождённый не создавал вурдалака?
— Да. Ли-Вириар стал шахматюшкой в чьей-то игре. Это означает, что его используют в тёмную, хелефайя и сам не подозревает о своём участии в интриге. В ней он может быть кем угодно: пешкой, конём, даже королём, но всё равно остаётся не более чем фигурой — безвольной и бездумной игрушкой. Это заурядная мелкая провокация, в Троедворье такой спектакль пытаются разыгрывать почти каждую неделю, если не дворня, так равновесники.
— Так значит тот Дивный ни в чём не виновен! — обрадовался Джакомо.
Никогда я не пойму этого восторженного преклонения перед хелефайями. Большинство представителей низших каст их обожают, охотно прощая ушастым и снобизм, и высокомерие.
То, что один из кумиров оказался обычным мелким хамом, да ещё и замешанным в одно из самых тяжких преступлений, причиняло Джакомо немалую душевную боль. Несмотря ни на что, хелефайя нравился ему безмерно только одним тем, что он — хелефайя, часть Дивного Народа, живое воплощение красивых легенд и сказок. Джакомо с радостью ухватился за малейшую возможность оправдать ушастика.
— Пойдём, — поднялась я со скамейки, — надо обработать записи.
— Как ты собираешься это делать?
— Посредством ноутбука и специальных программных дисков, которые остались со времён Троедворья. Друзья привезли кое-какие вещи из дома.
— Понятно, — кивнул Джакомо. — А где ты аккумуляторы подзаряжаешь? На основицу каждый раз не набегаешься.
— В некоторых домах Рема есть и электричество, и нормальная канализация.
— Нина, — медленно проговорил Джакомо, — а зачем в Величайшей из битв нужны такие провокации? Зачем эта грязь?