— Ты не лезь… Оттар, и где ты эти слова узнал?
— У разбойников подслушал, — невозмутимо солгал Оттар. — По прошлому году. Я за одним по лесу гнался, он бежал и кричал, и перед ним даже ветви расступались, а я падал на каждом корне. Я решил, это против нечисти, чтоб ее отгонять. Когда услышал, что тут творится, решил съездить, навести порядок.
— Оттар, эти слова произносит лишь тот, кто подписал пакт со слугами Устаановыми, — спокойно объяснил отец Франциск. — И пакт этот — о продаже души. Никогда больше не говори этих слов.
Оттар сделал вид, что страшно перепугался, трижды осенил себя крестным знамением, забормотал молитву. Отец Франциск тем временем обмотал поводья жеребца вокруг столбика у крыльца, ступил на порог.
— Отец Франциск! — нерешительно позвал леший. — Отец Франциск, у нас тут… обычай у нас есть. Хирос нам права выбирать имена не дал. У нас с тех пор принято, чтоб на свадьбе человек был, и как его зовут, так и ребенка называем. У моего отца на свадьбе старуха одна, Феофилактия, была, и меня Феофилактом звать… Отец Франциск, я ж и на дорогу к этому, — леший побрезговал назвать Оттара по имени, — вышел, чтоб за свадебный стол позвать. Обрадовался — сам идет, не пришлось мне крестьян будить. А он — вона как… Отец Франциск, не откажите! Мы и накормим, и напоим, и о конеке вашем позаботимся… Ну нельзя ж, чтоб детки без имени оставались!
Отец Франциск рассмеялся:
— Ну ладно, коль так просишь, уважу твое семейство! Оттар, — бросил он через плечо, — ты отсюда не уезжай пока, меня дождись.
И легко вскочил в седло, гостеприимный леший взял его коня под уздцы. За ними к лесу потянулась целая кавалькада нечисти, тихонько булькая и улюлюкая шепотом. Оттар качал головой: чего только в жизни не случается!
— Каков епископ, а? — раздалось за спиной.
Оттар подскочил на месте и осел, сползая по стене. Ночной гость, в нарядном плаще и совершенно живой на вид, если не считать мертвенной бледности, шагнул, рукой в перчатке поддержал рыцаря-неудачника под локоть. Чертов Вальтер даже довел его, разом обессилевшего, до широкой грубой скамьи, заботливо погладил по плечу. Остановился у клинка, так и торчавшего из стены, и легко вынул его. Осмотрел лезвие — не осталось ли щербин? — вернул Оттару.
— Ну и епископ у вас, — еще раз повторил он. — Всю лесную живность по имени и в лицо… по мордам, то есть, знает. Да-а, не ожидал я…
— Я тоже.
— А ты хорош! — возмутился Вальтер. — Кто тебя за язык дергал лешему такие слова говорить?! Я тебе для чего их сказал?! Чтоб ты с лешими переговоры вел?!
— Я откуда знал, что у него с Хиросом пакт? — вяло защищался Оттар.
Вальтера передернуло при упоминании имени Хироса. Даже лицо вмиг пошло сизыми пятнами, впрочем, скоро исчезнувшими.
— Ты этого имени при мне не произноси, — сухо потребовал он. — Я уже не тот. Я ныне в милости у Повелителя, — он горделиво подбоченился, стряхнул пыль с плаща. — Как видишь, мне не надо дожидаться, пока ты уснешь. Отныне я могу приходить по ночам и в яви. А если заслужу особую милость, то смогу и днем. Правда, в тени. Во-первых, солнце вредно для моей кожи, во-вторых, на свету видно, что я слишком бледный.
— Поздравляю с повышением, — брякнул Оттар.
У Вальтера блеснули глаза:
— О, спасибо! Я и не думал, что ты сможешь понять мои чувства! Это так приятно… Пожалуй, мне даже неудобно ругать тебя за неосмотрительность. Я лишь попрошу тебя быть осторожней с нашими словами. Но ты хорошо ответил епископу. Правильно ответил.
— Если бы не он, мне пришлось бы туго, — признался Оттар.
— Ну, не будь таким глупым! Неужели ты думал, что я оставлю тебя в беде? Ведь эти слова — одновременно и обращение ко мне. Я не мог не откликнуться. — Помолчал. — Я вижу, у тебя затруднения. С родителями.
— Да никаких затруднений. Ненавижу их. Уйду в королевскую армию, и все. Или к Эрику старшим егерем пойду, он предлагал. Противно, конечно, все княжество меня знает как будущего барона, самому себе хозяина… ну, почти хозяина. А тут я на службу нанимаюсь!
— Да, я тоже об этом подумал. И даже посоветовался кое с кем. Мы пришли к выводу, что ты слишком жестоко обошелся со своими родителями. И не говори, что нам недоступно милосердие. Нам все доступно. Ведь само рыцарство появилось лишь благодаря Повелителю: он создал отряды молодых воинов, которые охраняли путников на пустынных дорогах. Впоследствии идея рыцарства была приписана другому, но… Впрочем, сейчас это не важно. Важно, чтобы ты понял: эти идеи не только не чужды нам, но и глубоко понятны. И мы твое поведение не одобряем. Тебе то же самое сказал бы всякий священник. Ты не имеешь права судить самовластно. Для суда в мире существуют другие. Повелитель и… ну, я готов признать, что для кого-то судией может быть и этот раб. Еще Изначальный Отец и его Неподсудный. Но не простые смертные! Кто ты таков, чтоб осуждать родителей? Или ты сам безгрешен? Твоя мать убивается от горя, она не спит ночами, на ней лица нет, а слезы текут беспрестанно. Твой отец молчит целыми днями, и даже твой брат Карл чувствует себя тоскливо. Ты обязан пожалеть их. В конце концов, если так желаешь справедливости, то призови на суд князя. Пусть он решит. Это будет по закону.