- Не переживай, если что отмочишь - я тебя сам пристрелю, ... как собаку! - майор резко встал и только тут впервые заметил, что в комнате они были не одни....
С краю, уронив пьяную голову в алюминиевую миску, безмятежным сном спал лейтенант Витюхин...
ГЛАВА 9
Мойша Бриль смотрел вдаль, и его темные с поволокой глаза таяли в набежавшей слезе. Где-то в нереальном мире в крохотной комнатушке на Дерибассовской остался его отец, теперь уже одинокий старик...
Не надо было Мойше помогать людям, как учила его мать... И зачем он только ввязался в эту историю? Но ведь бог велел делиться и Мойша относил половину своей пайки соседской девчонке, белокурой и хрупкой Марлен...
Минутная слабость отбросила его назад в 1936 год...
- Ну, давай выкладывай! - за ярким снопом света настольной лампы голос говорившего пугал еще больше...
Бриль молчал. Все слова, которые он мог выложить в свое оправдание, вдруг застряли во рту, и клейкое горячее нёбо перехватила внезапная удушающая сухость.
Бриль почувствовал хлесткий обжигающий удар по лицу...
- Молчать не советую. Нам уже все известно и только чистосердечное признание облегчит вашу судьбу, - над Мойшей нависла фигура следователя. - Ну что?! Так и будем молчать?!
Сколько продолжался кошмар следствия, он не помнил. Лампочная жизнь перемешала день с ночью. И когда Мойша оказался на тюремном дворе, он с ужасом отметил для себя, что весна вдруг плавно превратилась в хмурую осень...
Раздался скрип, чьих то шагов. Мойша удивленно оглянулся и увидел, как патлатый зек, припадая на левую ногу, хромает к нему.
- Что смотришь, фраер? Червонец сказал - с тебя полторы нормы! Фиксу скажешь - считай покойник! - не останавливаясь, Патлатый прошлепал дальше...
С набежавшим морозным ветерком с утра наступил 29 день декабря 1940 года...
* * *
Палатку, наспех натянутую возле таинственного кладбища, начал теребить налетевший ветер. Солдаты, сменяя друг друга на карауле, наконец-то, дождались Евсеева. Оживление достигло своего апогея, когда стало понятно, что можно трогать с этого гиблого места...
- И чего бы я где-то шатался, коли жена рядом?! - красноармеец Кузин, обнажая тридцать три зуба, весело скалился в сторону старого охотника. - Смотри, как бы медведь твою Манак не подпортил!
- Однако, дома бываю - жена беременная сразу ходит! Моя с яранги сама уходи! Оленей мало - детей много ... кормить, однако, всех надо...
За неспешным разговором группа снялась и растворилась в круговерти падающего снега...
Первым из под напорошенного снега выбрался Валихан. Было холодно. Постукивая по бокам, Крест простуженным голосом просипел:
- Медлить нельзя! Уходить надо, как договаривались, в сторону моря! На Большую землю нам ходу нет...
- Жрать охота... И километра не пройдем, как когти отбросим, - Пешка заныл, и у всех засосало в желудке...
- Да ладно тебе!
- Жрать охота!
Пешка упорно циклился на пище. Когда Крест, накануне, шепнул о возможности "сделать ноги", он без раздумий согласился. Кто будет третьим, Корней не сказал и вот, увидев рядом Валихана, Пешка понял, что страшное, наверное, впереди. Умом опытного зека он знал, что голодный человек долго не протянет. И в этот момент страшные истории, когда другого берут в качестве "мяса", упорно всплывали в его уже не соображающей нормально голове...
Пешка отступил назад.
- Сами идите, а мне в другую сторону...
- Ты что, сдурел?! - Крест угрожающе набычил голову и, вдруг преображаясь, улыбнулся навстречу: - Игорек, ... ты чо подумал то?! ... Ты же без нас прямо к легавым и попадешь!.. Человек по кругу ходит, правая нога дальше левой шагает - так и приколесишь к лагерьку! Валихан вон компас придумал... Иголка там, ... магнит...
Пешка вновь отпрянул назад:
- А кого жрать будешь первым?! Того, у кого компас что ли?! ... Иди своей дорогой, Крест! Ты меня знаешь... Не сдам!!!
- Ладно, кончайте базар! Двигать пора! - вмешался Валихан.
Пешка оглянулся на его голос, и тут же забился в смертельной конвульсии. Кровь хлынула горлом, проваливаясь горячей струей, куда то вниз по снежному насту.
Крест отступил назад и резко отдернул руку, отряхивая налипший снег с рукоятки ножа...
- Ты что?!! - закричал Валихан, инстинктивно отскочивши назад. В руке блеснула заточка. - Не подходи убью!..
Пешка хрипел и из располосованной шеи розовым паром разверзнулась булькающая трахея и вывороченный кадык...
- Да брось ты пику! Все равно потом завалили бы!.. Видишь же, он первым начал, - наклонившись, Корней вытер о Пешку окровавленное лезвие. - Ты же знал, косоглазый, что других вариантов не предусмотрено! Век воли не щупать - не дойдем мы до моря! ... Сами подохнем или легавые достанут!
Под тяжелыми фразами Валихан медленно опустился на колени...
- Не могу, Корней!..
Крест сдернул с убитого полушубок, завернул в него валенки, шапку, бушлат. Взвалив на себя окровавленную одежду, первым зашагал в темень.
- Вставай!.. Уходить надо!..
* * *
Бледная, почти прозрачная тюленья оболочка дрожала от напряжения. Позвякивая в такт, высохший бубен, казалось, заходился в экстазе от мирного шепота до почти неуправляемого шума. В синих разводах вонючего кумара, мерно раскачиваясь, описывал зигзаги местный шаман...
Наверное, Боги отвернулись от Манак. С утренними лучами солнца она покинула ярангу и, выйдя наружу, долго смотрела вдаль, ожидая своего хозяина...
Вибрируя всем своим тщедушным телом, старый шаман старался разглядеть на растянутой шкуре только ему понятные знаки... Но нет, ничего не было видно на припорошенной тундре... Все напрасно!
Манак встрепенулась. Раскинув руки, шаман медленно запрокинул голову и глухо забормотал:
- Ви-и-жу!.. Черная болезнь не да-ё-ё-т охотнику вернуться назад... Через две ночи и один день охотник вернется в стойбище... - в подтверждение, шаман схватил шкуру и кинул ее к ногам оробевшей женщины...
Звякнул бубен и, наплывая наездом из туманной пелены, блеснули глаза:
- Я ви-и-жу охотника, ... но белый туман злится, не пускает его домой...
* * *
Хиок с лету наехал на снежный бугор и нарты, подпрыгнув от неожиданного препятствия, опрокинулись, увлекая за собой собачью свору и лихого наездника...
Старый охотник услышал собачий визг, и животный страх подкатил снизу, липкой сеткой охватывая руки и ноги. В глазах потемнело, и какая то непомерно тяжелая масса навалилась него сверху, разевая клыкастую пасть...
Смрадный пых вязко ударил в лицо. Звериный рык разорвал холодную пустоту, перекрывая шелест осыпающегося снега. Пасть раскрылась. Розовое нутро, обрамленное белым рядом хищных клыков, захлопнулось, раздирая, вдрызг, ветхую кухлянку...
Увернувшись, Хиок, почти на четвереньках, сиганул вперед к спасительным нартам, где, прижимая неказистое барахло, лежал карабин...
Увлекая свое тело вперед, он почувствовал, как жесткий захват обхватил левую мокасину, и треск раздираемой шкуры перемешался с его собственным криком. Прогнувшись назад, охотник, что есть силы, пихнул ножом темную колышущуюся массу...
Росомаха развернулась и, роняя кровавые кляксы, стала уходить в белоснежную даль...