— Пусти, козел… — рычал Кеша, поднимая голову. — Руку же сломаешь…
Лунин слегка ослабил хватку, чтобы ненароком не сломать кость.
— Ты кто? — спросил он.
— Хрен в кожаном пальто… Понятно?
— Понятно, — уже миролюбивее ответил Лунин. — Дергаться не будешь — отпущу. Меня Николаем зовут… А тебя?
Кеша не отвечал, только бешено вращал глазами. Несколько секунд спустя Лунин понял всю бессмысленность своего захвата. Мальчик ничем ему угрожать не мог. Единственное, на что он был способен — это только сбежать. Лейтенант был уверен в своей реакции, а также в том, что при попытке к бегству он без труда сможет перехватить мальчика еще раз.
Поэтому, так и не дождавшись ответа, он отпустил руку Кеши. Тот сел на кровати и стал растирать локоть.
Искоса посмотрев на лейтенанта, Кеша заметил с нескрываемым сарказмом:
— Оно и видно, что Николаем. Был бы автомат настоящий — точно бы башку тебе отстрелил, козел.
Лунина колкость не слишком задела.
— Видали мы таких стрелков… — усмехнулся он. — Зовут-то тебя как?
Кеша встал с кровати и распрямил плечи. Плюнул на правую ладонь, затем вытер ее о штанину. Потом протянул лейтенанту руку.
— Иннокентий Оппенгеймер, — торжественно представился он.
Лунин смерил мальчика взглядом и, слегка смутившись, ее пожал.
— Как?.. — переспросил он.
Кеша посмотрел на него с презрением.
— Ну, ты, тьма египетская… Про атомную бомбу, наверно, слыхал?
— Ну, допустим… — осторожно согласился Лунин.
Кеша поправил воротник рубашки и застегнул его на верхнюю пуговицу.
— Это мой батя ее изобрел, понял? Он у меня — голова. Нобелевский лауреат. — Кеша развернулся и взялся за ножки стола, направленные в потолок. — Что стоишь как столб? Стол помоги перевернуть.
* * *Двухконфорочная газовая плита стояла в закуте за печкой, отгороженном от комнаты занавеской. Лунин зачерпнул ковшом воду из ведра и налил ее в чайник. Потом поставил его на плиту, чиркнул спичкой и зажег газ.
Лунин крикнул через плечо:
— Зойка кто тебе? Мать?
Кеша был в комнате. В центр стола он положил снежинку, вырезанную из сложенной газеты. Поставил на нее кефирную бутылку, на три четверти заполненную водой. Затем опустил в нее букет из трех желтых одуванчиков, сделал шаг назад и оценивающе посмотрел на натюрморт.
Вздохнув, он, наконец, ответил:
— Мать моя — удача, отец — родной детдом.
Лунин спросил:
— В каком это смысле?
Кеша протянул руку к букету и поправил цветы. Теперь одуванчики, понуро свесив желтые головы, смотрели в разные стороны.
— В переносном, — ответил Кеша. — Вообще, она говорит, что мать. Да только брешет — сто пудов… Позавчера нарисовалась, вся в помаде, рожа пудрой присыпана. Ни разу в жизни эту цыпу не видал, вот те крест. На три дня меня отпросила… Зачем — хрен ее знает. А ты чё такой любопытный? — усмехнулся вдруг мальчик. — Спишь с ней, что ли?
Лунин вышел из-за занавески и бросил взгляд на букет. Он хмыкнул и спросил:
— Цветы-то для кого? Для нее, что ли?
Кеша отвернулся. Он закусил губу. Потом протянул руку, намереваясь выхватить одуванчики из бутылки. Однако, Лунин оказался проворнее — он ловко перехватил запястье мальчика, и букет остался нетронутым.
— Не смей… — сказал лейтенант. — Пусть стоят.
* * *Дверь открылась и в комнату быстрым шагом вошла Зоя. Лунин и Кеша повернулись к ней одновременно. Лейтенант разжал пальцы, и запястье мальчика выскользнуло из его руки.
Зоя бросила взгляд на букет. Затем подошла к столу и поставила на него пластиковый пакет, набитый покупками почти доверху. Стала вынимать из него хлеб, пакет молока, консервы, какие-то свертки.
Зоя посмотрела на Лунина.
— Уже познакомились? Я рада.
Лунин с сожалением посмотрел на свой кулак, который еще болел от удара по настенному календарю. На костяшках краснели свежие ссадины.
Зоя подошла к серванту и выдвинула один из его ящиков. Начала что-то делать в нем, запустив туда обе руки. Лунин бросил взгляд на ее шею. Почувствовав, что лейтенант смотрит на нее, Зоя сказала:
— Сейчас ужинать будем, Николай…
Зоя обернулась, и в руках у нее оказался пластиковый шприц с блеснувшей иглой. Зоя ударила по нему щелчком, выгоняя вверх пузырек воздуха, и надавила на поршень. Тонкая струйка брызнула вверх.
— Но сначала укол, — сказала Зоя.
Кеша, опустив голову, развернул стул и сел, пропустив его между ног. Задрав рукав, он положил обнаженную руку на спинку. Во второй руке его щелкнул резиновый жгут.
Кеша перехлестнул его через бицепс и стал работать кулаком, нагнетая кровь. Вены на его предплечье вздулись.