Потом они любили друг друга в спальне, на ворсистом египетском ковре, распластанном на полу.
Наутро, свежий и бодрый, молодой наследник вышел на улицу и, щурясь теплому солнцу, обратился к седобородому горожанину:
– Скажите, уважаемый, как мне добраться до лучшего базара, чтобы купить жене шелка и смирны?
– Это несложно, ака [7] , – отвечал, поклонившись, горожанин. – Вон за теми минаретами есть прекрасный базар, где вы сможете купить все, что вам заблагорассудится.
«Ака?! Старик, верно, выжил из ума», – решил юноша и кивнул горожанину в знак благодарности и того, что разговор закончен. Но дехканин продолжал, желая, видимо, сделать приятное своему новому богатому соседу:
– Весь город завидует вам, ака… Знатное наследство, молодая красавица-жена…
«Да она старше меня! – чуть не вырвалось у юноши. Он развернулся и поспешно ушел обратно в глубь сада. – Странный старик…»
От утреннего настроения не осталось и следа. Юноша вдруг почувствовал ярость. Как же легко завистникам бросить ложку дегтя в бочку с медом. Ему ведь только что намекнули на то, что его жена слишком стара для него! Ей ведь уже за двадцать!
Он остановился перед мраморной купальней в саду. Воспоминания этой дивной ночи нахлынули на него, он представил руки Назимы, ее восхитительную грудь, ее округлые бедра, гладкую кожу. И вновь почувствовал желание. Вода в купальне все еще сохраняла волнующие ароматы. Юноша наклонился, зачерпнул ее ладонью и поднес к губам. В то же мгновение он вскрикнул, словно увидел змею. Рука скользнула по мрамору, и он, потеряв равновесие, упал грудью на холодный край ванны, во все глаза таращась на пахнущую шафраном и розами воду. Из купальни, как из зеркала, на него с ужасом смотрел дряхлый старик с лицом, покрытым морщинами, с длинными седыми волосами и изрытым оспой крючкообразным носом.
Через неделю молодой наследник умер. От старости.
На его могиле очень скоро появилось бронзовое украшение в виде змеи, обвивающей сухое, но еще зеленое дерево.
С этих пор за молодой вдовой закрепилась зловещая и страшная слава. Старики уверяли, что на ней лежит проклятие, снять которое не под силу даже очень могущественному человеку. Женщины одновременно ненавидели ее и завидовали ей.
– Сначала соперницу сгубила, – шепотом злословили они, собираясь у арыка или на городской площади. – Потом двух мужей… И все из-за богатства. Ведьма!
– А вы слышали, что тому старику – ее последнему мужу – на самом деле не было и двадцати?
– Заколдовала!
– Говорят, она спит с открытыми глазами. Как змея.
– Я же говорю: ведьма!
Юноши обходили ее дом стороной, суеверно втягивая головы в плечи. Но никто из них не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться ее красотой, когда она появлялась на людях – стройная, женственная и невыразимо печальная.
Между тем чуть ли не каждый год находились смельчаки, пытающиеся завоевать сердце «черной вдовы».
– Может, она и ведьма, – рассуждали они, – но уж больно хороша! И богата…
Но зловещая красавица оставалась неприступной.Шли годы. Жизнь таинственной вдовы по-прежнему была для всех загадкой и поводом для леденящих душу домыслов. Она редко выходила в город. Никто не знал о ней почти ничего. Ходили слухи, что ее родители умерли в нищете в том самом ауле, из которого она пришла к пожилому иранцу. Говаривали, будто каждую ночь в ее доме – новый мужчина.
– Она их заколдовывает лаской, дурманит страстью своею, а наутро они исчезают бесследно. Ни один не спасся!
– Одного нашли все-таки! В поле…
– Того, что уснул в маках?
– Не уснул. Его уже мертвого в поле привезли и бросили. Говорят, что вся грудь у него была, словно в чешуе.
– Словно кожа змеиная.
– Ведьма!Все изменилось с приходом в Туркестан советской власти. У «черной вдовы» отобрали все ее богатство, экспроприировали роскошный дом, которому завидовали горожане и жители окрестных селений, но саму женщину не тронули. Она перебралась в аул, откуда была родом, и продолжала вести жизнь, неприметную чужому глазу и все так же покрытую завесой мрачной таинственности.