– …по меньшей мере заблуждаются. – Вид у папы был не слишком-то довольный. – Министр Пеланго еще очень молод и не отдает себе отчета, что перемены в нашем обществе должны быть медленными, постепенными…
– Еще медленнее – и мы назад покатимся, – вставил министр Пеланго.
От этого вид у папы стал еще более недовольный, а я улыбнулась.
– Мы называем себя цивилизованной страной, однако в других странах ПЭС у нулей больше прав, – продолжал Пеланго.
– А во многих других странах – значительно меньше, – резко возразил папа.
– Можно подумать, из этого следует, что наш образ действий идеален!
– Если политика правящей партии не соответствует представлениям мистера Пеланго, вероятно, он поступит, как подобает благородному человеку, и подаст в отставку, – процедил папа.
– Не дождетесь! – последовал немедленный ответ. – В нашем правительстве многовато людей, живущих в прошлом. Мой долг – вытащить их в настоящее, иначе ни у кого из нас не будет достойного будущего – ни у Крестов, ни у нулей.
Мама вышла. Как только дверь за ней закрылась, щелкнув ручкой, я нажала кнопку на пульте, переключаясь на другой канал. Что смотреть, мне было все равно. Любой канал подойдет. Меня с детства пичкали политикой, политикой, политикой. И теперь она меня совершенно не интересовала – ни в каком виде, ни под каким соусом. Неужели мама не в состоянии этого понять?
Глава 10
• Каллум
В конце концов Камаль Хэдли перестал долдонить, и на экране появилась школа Хиткрофт. Естественно, в новостях решили не показывать, что полиция, которой полагалось нас охранять, подпустила толпу к нам и закрыла глаза на то, что нас пихали, дергали, били. Почему-то камера никак не могла оказаться в нужном месте, чтобы показать, что мой пиджак сзади был оплеван Крестами. Еще бы! На все это в новостях не было ни намека.
– Нули, принятые в школу Хиткрофт, сегодня были встречены несколько враждебно, – начала ведущая.
Несколько враждебно? Должно быть, второе имя этой корреспондентки было Эффи, сокращенно от Эвфемизм!
– Возникли опасения, что нули-экстремисты могут воспользоваться напряженностью, поэтому к месту событий были стянуты силы полиции, – продолжала диктор.
Джуд что-то пробормотал вполголоса, и я, честно говоря, его понимал. Даже мне было мерзко смотреть на все это, а я гораздо терпеливее брата. Линетт взяла меня за руку. Улыбнулась – и я почувствовал, как злость стихает. Так могли только Линетт и Сеффи – вмиг развеивать ярость, которая временами копилась у меня внутри и грозила вырваться наружу. Но иногда… иногда я злился так, что самому становилось страшно.
На экране возникла сначала лежащая на земле Шанайя, а потом – Сеффи, кричащая на толпу. Послышался закадровый голос репортера:
– Важную роль в подавлении беспорядков сыграла Персефона Хэдли, дочь Камаля Хэдли…
– Пойду к себе. Мне много задали. – Я вскочил на ноги.
Поздно. Я не успел выйти за дверь – те слова прогремели из телевизора мне в спину. Я знал, чего ждать, что она скажет, и все равно вжал голову в плечи. И вышел, пока никто ничего не сказал мне, но знал, что вся семья смотрит мне вслед. Тщательно закрыв за собой дверь, я прислонился к ней спиной и глубоко вздохнул.
Сеффи…
– Все они одинаковы, – услышал я презрительный голос Джуда. – Кресты и нули никогда не смогут жить мирно, не то что дружить, а Каллум просто сам себя обманывает, если считает, что этой девчонке из Крестов не наплевать на него с высокой вишни. Стоит надавить, и она пошлет его куда подальше, да с такой скоростью, что он сгорит в атмосфере!
– Мы с тобой это понимаем, а он нет, – сказал папа к моему удивлению.
– Ну, чем раньше он это усвоит, тем лучше, – вздохнула мама.
– Это ты возьмешь на себя задачу все ему рассказать? – спросил папа. – Я пас.
– Никому из этих Крестов доверять нельзя, – объявил Джуд.
Никто не возразил.
– Кто-то должен открыть Каллуму глаза. Иначе ему будет плохо, – продолжал Джуд.
– Ты что, сам вызываешься? – спросил папа.
– Скажу, если надо, – отозвался Джуд.
– Нет! Нет, я сама, – сказала мама. – Я это сделаю.
– Когда?
– Как только представится случай. А вы посидите тихо! – велела мама.
Больше я слушать не мог. Двинулся наверх, ссутулившись и повесив голову. Впервые в жизни я подумал, что, может быть, мои родные правы, а я – нет.
Глава 11