— Бдительность — это наше всё, — назидательно сказал он.
— Ну и память у вас, — льстиво добавила я. До кучи требовалось подлизать начальственную задницу.
Он хмыкнул и подгрёб поближе. Я могла поклясться, что он принюхивается.
— Ага, — снова сказал капитан, глядя на меня так, словно я собиралась выломиться в открытое окно. — Вы и вы, — он ткнул пальцем по очереди в меня и в Джонсон, — оружие получаем — и на КПП. Десять минут.
Мы козырнули.
— Время пошло, — капитан демонстративно посмотрел на часы.
Похоже, это была его любимая фраза.
Мы вальяжно догуляли до оружейки; за десять минут можно было успеть пожрать, сбегать отлить и до кучи накатить грамм сто чего-нибудь тонизирующего, не говоря уж о том, чтобы просто взять пару стволов.
— Вот черти принесли, — равнодушно выругалась Джонсон, вскользь мазнув штрих-кодом на запястье по детектору у входа.
Дверь гостеприимно подтвердила, что допуск разрешён.
— Не чертыхайся, — строго сказала я. Джонсон закатила глаза.
— Может, мне прочесть молитву? — съязвила она, вытягивая из пирамиды свой автомат. — Как считаешь?
— Дай волю фантазии, — снисходительно ответила я. — Я не спец по молитвам, ты же знаешь.
Магазин от автомата вдруг неожиданно выскользнул у меня из пальцев, как намыленный, и с такой силой грохнул об пол, что отлетел к противоположной стене и тормознул, только встретив на пути полупустой цинк.
— Твою дивизию! — сказала Джонсон и уставилась на меня так, словно я уже превратилась в привидение или на её глазах стала заживо разлагаться.
— Не начинай, — мрачно предупредила я.
Джонсон оглянулась и торопливо перекрестилась сначала справа налево, потом подумала и проделала то же самое слева направо. Я суеверно поплевала через плечо, нагнулась и постучала о зелёную стенку цинка — сначала костяшками пальцев, а потом для верности проклятым магазином.
Впору было постучать чем-нибудь тяжёлым по своей тупой голове.
Не было приметы хуже, чем уронить эту дрянь. Честно говоря, я абсолютно не переживала бы, если бы просто шла покурить на сон грядущий, и не особо переживала бы, если бы шла в увольнение — тогда я, не долго думая, сделала бы поворот на сто восемьдесят градусов и не высовывалась за КПП. Но отменить выезд было из области научной фантастики. Находись рядом Берц, очень может статься, она попросту заменила бы нас на кого-то ещё, и ради такого случая я не прочь была оттарабанить наряд по отдраиванию очек или стать жертвой любого другого берцевского воспитательного мероприятия. Но она была в лазарете за три здания от нас. А бравым ребятам из особого отдела с точно таким же успехом мы могли пытаться рассказать и сказку про белого бычка.
На выходе из расположения Джонсон притормозила и быстро оглянулась по сторонам — словно враги, демоны или все адские легионы, вместе взятые, могли подстерегать её, не отходя от кассы.
На лестнице, однако, было пустынно и тихо.
Я подавила желание перегнуться через перила и осмотреть панораму пролётом ниже. На первом этаже слышалось движение, за перегородкой с пуленепробиваемым стеклом монотонно бубнили. Звякали жестяные кружки — в дежурке нагло пили чай. Наконец, тяжёлая дверь шарахнула сзади, и мы, нарочито громко переговариваясь, вышли в ночь.
Было уже совсем темно, хотя время не перевалило даже за восемь вечера. Небо нависло низко, словно зимой. Лиловые набрякшие тучи напоминали синяк под глазом часа через два после хорошей драки.
— Холодно, однако, — пожаловалась Джонсон, громко бряцая дулом автомата по граниту, словно каторжник кандалами. Похоже, ей под руку попался каменный лев, охраняющий подъезд.
— Не. Однако, к дождю, — мрачно сыронизировала я.
— Не угадали, Ковальчик. Однако, ко мне, — раздалось из темноты, и рядом с нами материализовался особист.
"Однако, к наряду", — угрюмо подумала я и мысленно возблагодарила небеса за то, что он демаскировал себя до того, как мы успели наговорить хренову тучу всякой шняги — и тут же снова выругала себя за криворукость. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что это только первая из череды бед, которые сулил упавший магазин.
— Пили, — риторически сказал он, подходя ко мне.
— Нет, господин капитан, — выкатив глаза, рявкнула я, становясь во фрунт и в полную голову демонстрируя служебное рвение. — Не имею привычки.
— По крайней мере, не сегодня, — хмыкнул он.
— Да, господин капитан, — сказала я.
— Спирт — зло, — благодушно продолжил этот козёл, и обернулся к Джонсон.
На сей раз, это точно было к наряду; даже до меня за пять шагов доносился нежный букет ароматов, присущих местному самогону.
— Ага, — снова сказал особист, обнаруживая его источник. — Джонсон.
— Да, господин капитан, — мрачно сказала Джонсон, за спиной показывая мне кулак, точно я была виновата во всех наших прегрешениях.
Ладно, хорошо, я была виновата в том, что мои руки явно росли не оттуда, откуда положено…
— Не в кондиции, — с сожалением сообщил он, отходя от Джонсон. — Точнее, наоборот, в кондиции.
— Извините-господин-капитан-больше-не-повторится, — гаркнула я, надеясь хоть так спасти положение.
Может, это и прокатило бы с кем-то ещё. Но не с кренделем из особого, у которого по определению вместо мозгов был устав внутренней службы и циркуляры с грифом "топ-секрет".
— А больше и не надо, — мстительно сказал капитан. — Лётчики. Залётчики, мать вашу.
Джонсон понуро побрела обратно, он шёл следом. В свете фонаря его волосы блестели так, словно он только что сунул башку в ведро с водой — или вовсе не имел дурацкой привычки ходить в баню.
— В расположение, кругом марш, — донеслось до меня. — С-с-скотина…
Он нырнул в двери, а через минуту вынырнул в сопровождении Ярошевич. Понятия не имею, с какой скоростью он умел перемещаться в пространстве, — хотя, может, Ярошевич просто болталась где-нибудь неподалёку.
В общем-то, мне было почти всё равно, кто в качестве напарника сегодня будет прикрывать мою корму. Если бы мне дали волю, то я бы отправила вместо себя Джонсон в некондиции, точнее, в кондиции, потому что этот вечер и так был переполнен через край, только переполнен чем-то совсем иным.
Эти впечатления требовалось заложить в книгу и засушить, как цветок — хотя бы временно. Потому что тут рулили другие правила, и распоряжаться, увы, мог кто угодно, только не я.
И, уж конечно, никого не волновало то, что мне так хотелось связывать именно с этим вечером не кровищу и кислый запах стреляных гильз и дерьма, не мятые бумаги с чёрным грифом, а чуть заметное пожатие пальцев существа, которое каким-то манером стало частью меня. И, похоже, позволило мне стать частью его. В то время как оно должно было убежать от меня без оглядки…
А ведь я никогда не прочь была отведать волшебного коктейля из крови, пороха и ночного ветра, приправленного дымом и смертью…
— Принесли черти на мою голову, — проворчала Ярошевич, с чувством закидывая за спину автомат.
— Не чертыхайся, — занудно повторила я, как попугай, размышляя, что именно будет следующим в списке неприятностей. Неплохо было бы вернуться сюда с руками, ногами, целой головой и без длинного хвоста взысканий. Да, кое-как дожив до своих лет, я безоговорочно верила в приметы. На самом деле, неплохо было бы вернуться сюда вообще.
Наконец, раздалось пыхтенье мотора, и из темноты подвалило транспортное средство.
Конечно, чего ещё следовало ожидать от грёбаной ночи, которая началась со всякого дерьма, обильно приправленного мистикой?!
Это был не бэтер, а простой внедорожник с брезентовым верхом, вроде того, в котором мы с Берц ездили в зелёный дом.
Разъезжать в такой тачке ночью и без допинга было всё равно, что вполне себе сознательно прогуляться по главной улице в базарный день нагишом. Я поймала себя на стрёмном ощущении того, что я самый тупой из трёх поросят — за пару минут до того, как от домика не останется ни соломинки.