Фигурки смело с брони, словно ураганом. Башня бэтера, наконец, развернулась, и начала выкашивать всё вокруг градом пуль. Я вжалась в дерево и молилась, сама не знаю, кому, чтобы свинцовые орехи четырнадцати с половиной миллиметров не достали меня раньше времени.
В мою башку лезли мысли о том, что кого-то я только что уложила навсегда, и смогла я это сделать, только стряхнув с себя это ощущение ожидания. У меня больше не было ни роты, ни семьи, а была одна только Адель, которая мчалась где-то в полях, наверное, стараясь не плакать, чтобы слёзы не залили очки. Я держалась тоже — потому что если бы начала реветь я, то дурацкая вода попала бы в оптику, а моя куртка после всей этой катавасии с прыганьем из машин и других ковбойских штучек выглядела так, точно меня в ней проволокли за тачкой на аркане минимум пару километров. У меня не было никого и ничего — но у меня была МОЯ Адель. Хоть она и считала, наверное, меня дерьмом… А, может быть, и не считала…
Я не совсем представляла, что будет дальше. У меня имелась эта винтовка — и я окончательно обозначала свой выбор пулями, которые были, как жирные точки. Положив большой хрен на то, что было до этого, и всё поставив на карту будущего. Нет, ребята, не моего будущего — тупо было надеяться, что я уйду просто так, за здорово живёшь. Когда-то я верила в Санту, волшебство и прочие выдумки; пожалуй, я верила в это и сейчас. Но верить в хеппи-энды я разучилась. Уйти должна была хотя бы Адель. Потому что кто-кто, а уж она-то точно была не при делах…
Замедлить этот чёртов "Уран-пять", как бы он там не назывался, хотя бы на десять минут я могла только ценой своей жизни. Тормознуть огненное кольцо, переключив его на себя. И, наверное, я знала это с самого начала, прыгая из машины. Только муравей, действительно ищущий смерти, полезет в драку с носорогом. Только маленький винтик огромной машины, которого в один прекрасный момент достал чёткий и слаженный ритм её работы…
Я ожидала, что десант заляжет в кювете, и готовилась дорого продать свою жизнь. Не думаю, что у них имелся дефицит боеприпасов. И не думаю, что Берц настолько хорошо относилась ко мне, чтоб отдать заведомо лажовый приказ, который не отдал бы даже необстрелянный неуч. Я на секунду отлипла от прицела и кое-как вытерла лицо изнанкой комка.
Машина словно замерла в ожидании, а около неё как-то совсем неестественно лежали трое — те, кого настигли осколки направленных взрывов и припечатали к асфальту, похоже, навсегда. Неожиданно остатки десанта под прикрытием брони утянулись внутрь, бэтер выпустил облако синеватой гари, дал задний ход и развернулся в сторону Старого города — может, за подкреплением, может, ещё за чем. Мадам Фортуна по неизвестной причине вполне могла дать мне ещё один шанс, ведь я всегда была везучей. Надо было срочно шевелиться: я хотела проделать одну из снайперских штучек, о которых знала только из пьяных назиданий Ярошевич. Требовалось подкрасться к мертвецам и под чей-нибудь хладный труп подложить гранату — без чеки. В качестве сюрприза. Судя по всему, эти трое были подходящими кандидатами, чтобы заменить чеку, и я начала медленно, но верно ползком продвигаться к дороге. Уже через пару минут мне казалось, что на меня налипли тонны грязи, будто я была картофелиной, которую только что выкопали на поле, размякшем от дождя.
Это было, в общем-то, недалеко от истины. Кроме одного: я посмотрела вверх — оказалось, дождь кончился, и ветер оттягивал тучу куда-то за горизонт. Она уходила туда следом за ночью, рваным полукругом, а в вышине ярко светила та самая звезда, которая когда-то не дала мне попасть впросак и напороться на очередную засаду. Я по привычке схватилась за цепочку под камуфляжем — и вдруг поняла, что цепочки нет.
Сияла в небе эта капля — а её сестра была где-то далеко-далеко от меня — и, наверное, хранила… я надеялась, что она хранила Адель. Я снова подняла глаза к этому огоньку и попросила хотя бы половину или треть удачи…
Которая мне бы очень и очень пригодилась. Я не знаю, откуда берутся придурки, которые упиваются мыслями о небытии, режут вены или, открыв газ, суют голову в духовку. Чёрт подери, я бы за шкирман приволокла их сюда и оставила стоять с гранатой в руке, а потом героически погибнуть, увлекая с собой толпу народа. А я бы в это время уже наматывала километры в ту сторону, куда уехал внедорожник, так похожий на тот, в котором мы когда-то увозили Адель навстречу её новой жизни и смерти. Только смерть теперь вроде бы откладывалась на потом.
Я вылезла на дорогу и, крадучись, пошла к этой куче мертвецов — если троих, конечно, можно было назвать кучей. Казалось, уже несколько часов — или даже суток — я сжимала в руке приготовленную гранату. Я подгребла ещё ближе, выдернула чеку и приготовилась провернуть эту загогулину. Со страху, что гранату разорвёт раньше времени, я вспотела так, будто меня только что окатили из ведра, а самим ведром от большого ума заехали по макушке.
Нет, прав был тот, кто когда-то посчитал, что из меня выйдет максимум пулемётчик. Потому что снайпер из меня был никакой. По причине отсутствия собственной думалки, мне надо было не хлопать ушами, а получше запоминать всё то, что мне когда-то рассказывали. Или, видать, этим самым хитрожопым снайпером надо было родиться. А я родилась кем-то другим — а кем, так и не поняла. И сия интересная информация мне не светила, по крайней мере, сейчас — когда я услышала, как звякнул по асфальту металл оружия.
Мадам Фортуна сделала изящный пируэт и кокетливо продемонстрировала мне свою тыльную часть.
Передо мной была Берц.
— Ковальчик, — сказала она.
Я одновременно увидела две вещи. Автомат, нацеленный мне в лобешник, точнее, даже не сам ствол, а дуло, которое показалось мне огромным; оно засасывало меня, как чёрная дыра. И прищуренные глаза Берц. И капельки пота на её висках: они выступали прямо мгновенно, будто её поливали сверху из чайника, потом эти капельки собирались в струйки и текли вниз, к подбородку. Я сейчас, конечно, была всего лишь лохом, который рискнул и попал пальцем в жопу, — но даже лох не хотел умирать. Хоть и двигался к этому на всех парах.
— Знаешь чего? — с трудом сказала она и облизнула пересохшие губы. Ствол АК чуть шевельнулся, и её лицо дрогнуло. Я посмотрела чуть ниже, и поняла, что осколок попал ей в живот. Рука, свободная от автомата, прижимала развороченную плоть, но на асфальт натекла уже порядочная лужа.
— Чего? — спросила я — просто так.
— Дура ты, — сказала она. — Что не ушла.
— Оно того стоило, — пояснила я, медленно осознавая, что таки да — наверное, дура.
— Зачем? — с трудом спросила Берц.
— Чтоб у неё было будущее, — сказала я.
И у всех остальных, тех, кто не попал под осколки — оно было. Какое — это был уже другой коленкор. Но это точно не оказалась бы пуля, выпущенная мной.
Это знала я — сейчас. Это знала Берц — двадцать минут назад рявкнув свой последний приказ и глядя вслед бэтеру — с чем? — с тоской, или с равнодушным ожиданием неизбежности?
— А у тебя — нет, — сказала Берц. — И у меня — нет. А и хрен с ним.
Её взгляд, затуманенный болью, скользнул по моей перемазанной чёрте в чём персоне — и мне тут же показалось, что с меня сдирают если не кожу, то одежду точно. Берц всегда оставалась Берц — наверное, в прошлой жизни она была лазерным прицелом. Или рентгеновским аппаратом. А в этой жизни, на этой Богом забытой дороге, она точняк углядела, что именно я сжимаю в кулаке. Мы были классной компанией: два с половиной трупа, уже ПОЧТИ летящая пуля, и уже ПОЧТИ разлетающийся на тысячи осколков чёрный шарик — на пустой дороге в самом глухом углу страны, которую я не могла вам назвать, потому что выдала бы военную тайну…
И так продолжалось века, пока я не увидела, как мгновенно закаменело её лицо.
— Задрало. Пока, Ковальчик, — сказала она — и подмигнула.
И слово "почти" исчезло в звуке выстрела, поглощённого грохотом взрыва…
А над сосной у дороги продолжала кружиться на ветру утренняя звезда, жидкая, как кровь…