— О, боже! — Вера Георгиевна, подхватив сумку, бросилась вон из комнаты.
Не успела захлопнуться парадная дверь за Верой Георгиевной, как Иг, незаметно мигнув Сергею, одним непрерывным движением извлек из авоськи, положил и развернул перед Шашапалом проволочный колобок. Шашапал перестал дышать, потом рванул моток к себе, сорвался с постели (оказавшись в бабушкиной ночной рубашке до пят), проюркнул к своему отсеку и мгновенно затолкал колобок в какой-то заветный ящик.
Сергей тем временем вытащил из незаметных ножен внутри костыля выпрошенную у дядюшки отвертку, протянул Шашапалу.
— Это в придачу.
Шашапал долго счастливо сопел.
Помолчали.
— Сергей, а почему наш пустырь «Постройкой» называется? — спросил Иг.
— А тупик между домами — «Садиком»? — подхватил Ник. — Ведь там ни одного куста не растет. Не то что дерева.
— До войны в «Садике» много деревьев было, уж поверьте, — вздохнул Сергей. — А в сорок первом, зимой, все повырубали. Когда центральное отопление отключили. Печки топить надо было… А «Постройка» потому, что фонтан посреди сквера строить начали. Плиты разноцветные завезли. Да тут немцы напали…
— Скажи, Сережа, а мне какую кличку дали? — неожиданно для всех встряла в разговор Елена.
Сергей покраснел, зыркнул на Шашапала, но ответил твердо, даже с вызовом:
— Медуница.
Шашапал вытаращил на друга глаза. Однако промолчал.
Девчонка приоткрыла рот, переспросила осторожно.
— Медуница?
— Ну да, — стараясь. говорить с максимальной небрежностью, подтвердил Сергей, громыхая костылями. — Не все еще знают. Но мы именно так решили.
— Ты похожа на медуницу, — наклонил голову влево Ник, — в тебе и розовое есть, и синее. Грустного много.
— Это ведь цветок такой, медуница? — сделал попытку уточнить Шашапал.
— Цветок, — подтвердил Ник. — Весной рождается.
— Хорошо-о-о, — растягивая последнее «о», тихо спел Иг. И снова повторил. — Хорошо-о-о-о.
Старинные настенные часы над тахтой Веры Георгиевны пробили шесть раз.
— Медуница — цветок тихий, но с другими не спутаешь, — сам с собой заговорил Ник. — Бывают цветы с гонором. Глаза к ним так и тянутся. Но внутри у гордых цветов обычно холодно. А в медунице огоньки теплятся…
— Если к вечеру в цветы медуницы вглядываться, — продолжал недоговоренное Ником Сергей, — легко верить в то, что из фантазий и снов к нам приходит. Ведь где-то это невероятное начинается…
Сергей не договорил, заметив, как дернулись плечи девчонки, прикрывшей глаза ладонями.
— Ты чего, Елена?
Девчонка медленно убрала ладони с лица, открыла сухие, потемневшие глаза.
— Привиделось…
Сотворены из разных звуков
— Уголь привезли! — орал на весь двор гундосый Ромка Попов. — Уголь привезли!!
Каждый апрельский день властно приближал весну. Однако по ночам ртутный столбик редко превышал нулевую отметку. Четыре лютых военных зимы так крепко проморозили многоквартирные дома, что, как ни исхитрялся дед Горячих, дня три, а то и четыре до очередного подвоза скудного угольного лимита он обычно не дотягивал.
— Ну, соколики-тимуровцы, — скороговоркой командовал однорукий домоуправ Гордей Егорович, собрав вокруг себя ребят, — бегом врассыпную по квартирам! Уголек в котельную надо упаковать до сумерек! Иначе растащат. Так и объявляйте. Серега, распредели мелюзгу! Чтобы вежливо, но хватко! Понял? Леха! Отбери пацанов покрепче, пусть помогут деду Горячих носилки выволочь!.. А граждане лопатки пусть прихватить не забудут! А то картошечку сажать-собирать у всех время есть, а как до общего дела — поломка да забывки… Понеслись, родимые! Поскакали, орлята-чапаевцы!
Сергей сразу решил взять с собой Елену. Пусть знает, кто где живет, и отвыкает стесняться.
Сергей тайно ликовал, что прозвище Медуница воспринялось всеми как само собой разумеющееся, разнеслось и укрепилось во дворе за один-два дня.
В квартире на первом этаже, в подъезде, где жил Шашапал, обитало семейство Буроличевых, которое, по приметам Сергея, должно было находиться дома в полном составе.
По доброй воле Буроличевы на разгрузку угля никогда не выходили, но если их заставали и звали, шли покладисто, без препирательств. Про здоровяка Толю поговаривали, что он каким-то образом ухитрился скостить себе в метриках два года и посему наверняка не попадет на фронт. Глава семейства, квадратная Домна Самсоновна, служила завхозом в детской зубной поликлинике. Рая и Алевтина, учившиеся в седьмом и восьмом классах, обрели уже столь пышные формы, что в них то и дело влюблялись молодцеватые лейтенанты.