Дверь в квартиру, где жили Буроличевы, оказалась приоткрытой. Сергей решил рискнуть. Кивнув Елене, он быстро пересек темный коридор и постучал в дверь комнаты Буроличевых.
— Ну чего? — раздался в ответ томный голос Домны Самсоновны. Сергей резко потянул на себя дверь, увидел за столом все семейство, трудившееся над глубокими тарелками. Подавив аппетитнейший запах, Сергей на одном дыхании выпалил:
— Привезли уголь! Пожалуйста, захватите с собой лопаты!
Несмотря на страстность призыва, Буроличевы продолжали хладнокровно поглощать макароны с тушенкой.
Минута, показавшаяся Сергею мучительной вечностью, закончилась мычанием Толи, который, не отрываясь от тарелки, пообещал:
— Угу… Придем.
Обойдя еще три квартиры, Сергей объявил Медунице, что Евдокия Васильевна — самая подходящая кандидатура для ее дебюта.
— Запомнила, как сказать? — строго выспрашивал Сергей.
— Запомнила.
— Значит, три раза звонишь, а как только она открывает, сразу все говоришь и скатываешься с лестницы. Главное, не дать ей рта открыть. Вперед!
Как могла быстро, на неокрепших ногах своих вбежала Елена на два пролета вверх, позвонила и, едва клацнул замок, выговорила все залпом и громко. Без пауз и точек, но с восклицательным знаком на конце.
— Гордей Егорович требует, чтобы вы хватали лопату и спускались вниз на разгрузку угля. Иначе к вам будут применены суровые меры за регулярный саботаж!
Евдокия Васильевна охнула, застонала, завела было что-то надрывное о своем «каторжном радикулите», но Елена была уже рядом с Сергеем. Еще несколько секунд, и они вырвались на гомонящий двор.
Разгрузка уже началась. Уголь с машин сгружали, кроме двух шоферов, Огольчиха, Чапельник, Вероника Галактионовна и веселенький инвалид Алеша. Остальные взрослые, руководимые неукротимым Гордеем Егоровичем и дедом Горячих, сносили и везли уголь в котельную. Пять носилок и две тачки были сварганены сметливым истопником из бросовых железок и колес. Вокруг взрослых жужжала, бестолково носилась взад и вперед малышня.
Возле двери, ведущей в котельную, кого-то поджидали Щава и Конус, делая вид, что охраняют прислоненные к стене лопаты. Упиваясь производимым эффектом, Щава то и дело извлекал из голубой корзиночки казавшиеся кукольными чашечки, молочники, чайники и ложечки, крутил их перед носом сопящего от зависти Конуса, медоточиво журчал:
— …шильце да стамесочка в чутких руках любой запор-замочек укротят…
— А чего там, много еще? — свирепел от нетерпения Конус.
— Мы люди не гордые. Нам хватит, — ехидно улыбался Щава. — Курочка по зернышку клюет…
— Смотри, чего мы надыбали! — стукнул Сергея по плечу подскочивший Иг.
— Сгодятся, а? — подхватил Ник.
Сияющие близнецы, поставив на попа, развернули перед Сергеем, как штандарт, узкие, сплетенные из старых брезентовых полос носилки.
— Своя тара! Своя бригада! — выкрикнул Иг и тут же отбил заковыристую тарабушку.
— Сергей! Тебя Гордей Егорович обыскался! — схватив за рукав, потянул за собой Сергея взмыленный Шашапал.
— …ты мне, Евдокия, своими болячками голову не морочь! — внушал домоуправ Евдокии Васильевне, одновременно орудуя саперной лопатой, крепко зажатой в уцелевшей руке. — Вон, смотри! Не тебе чета, дамочки совершенно субтильной организации, а ворочают, как ломовики! По-стахановски! И заметь — без оговорок.
И вдруг, выкинув залихватское коленце, пропел, ослепив крупнозубой улыбкой обалдевшую Евдокию Васильевну:
— Хватай лопату, как штык, Евдокия! Дебаты окончены!.. Серега! Тащи у меня из нагрудного кармана блокнот и карандаш. Так, берешь за шкирку малышню, объяснив важность задачи, расставляешь вдоль пути разгрузки в шахматном порядке. Пусть следят, чтобы уголек наш налево не уходил, и считают тачки да носилки. Ребятишек, что посмышленее и посильней, организуй подгребать просыпанный уголь в кучки. Но главный учетчик — ты… Лучших и худших бери на карандаш. Чуть что серьезное, тогда ко мне! Прорехи по мелочи сам латай. Чтоб без перебоев дело шло. Все ясно?
— Все! — гаркнул Сергей.
— Исполняй! — вдохновил Гордей Егорович.