Первым из-под арки сарая, заваленного железным хламом, навстречу Шашапалу выпрыгнул осклабившийся Харч.
— Привет, Шашапальчик! Мочу на анализ тащим!
— Микстура от кашля для бабушки, — замялся удивленный неожиданным появлением Шашапал.
— Вот заботливый внучек! — умилился Харч. — Молодец! Возьми с полочки пирожок.
Шашапал растерянно улыбнулся, и тут щеку его обожгла проволочная пулька, пущенная резинкой, закрепленной на двух пальцах.
— О! Пчелка укусила! Бо-бо, Шашапальчик? — заверещал Харч.
— Ну что ты… Наш Шашапал «не плачет и не теряет бодрости духа никогда», — съязвил Конус, возникший за спиной Шашапала. — А где ж твои дружки-тимуровцы?
— Я не знаю.
— Что ты пристал к мальчику, Конус, — издевался Харч. — Разве не знаешь, что его друзья день и ночь трудятся на пользу родной пионерской организации?.. Я ведь правильно говорю, Шашапальчик?
— В пионеры с четвертого класса принимают. Иг и Ник только осенью в четвертый пойдут, — уже понимая, что влип, но не теряя достоинства, отвечал Шашапал.
— Да, да, да. Они у нас еще маленькие, — «сочувственно» закивал Харч.
Он не успел договорить, как Шашапал получил в затылок хлесткую очередь черных горошин, выпущенных из алюминиевой трубки Щавой. Щава встал в оконном проеме сарая, замкнув треугольник вокруг Шашапала.
Засюсюкал, кривясь улыбочкой.
— Видишь, Шашенька, как без охраны шастать по закоулочкам худо?.. Из тебя сейчас щи сварить можно. Но мы — люди добрые, и сначала поговорим по-хорошему…
— Только, чур, ответь, в каком ОРСе свой балдахин отоварил? — перебил Щаву Конус.
— Ты хотел сказать «балахон», — иронично уточнил Шашапал.
— Видишь, Конус, какой ты серый, — заерничал Харч. — Так по какому блату-ордеру Шашапальчик балахон получил?
— Крылатку мне сшила бабушка, — глядя прямо в глаза Харчу, невозмутимо произнес Шашапал.
— «Крылатку», слыхали? «Крылатку»! — заверещал Щава. — Это такая, значит, мода теперь пойдет, да?
— Крылатки носили Пушкин, Крылов, Жуковский…
— И Шашапал! — захихикал Харч, хватая Шашапала за край крылатки. — Сколько же отрезов на эту хламиду твоя бабушка ухлопала?
— Крылатку бабушка из шторы сшила.
— Из шторы! — завизжал, ликуя, Харч. — Из шторы! Карандаш[5] наш Шашапальчик. Настоящий Карандаш!
— Слышь! Может, махнемся на мою кепочку? — предложил Шашапалу Щава.
— Да не станешь ты крылатку носить. Слабо, — небрежно отпарировал Шашапал.
— Слабо, — согласился Щава, — вот когда бабушка из порток своих тебе чего-нибудь загвоздит, тогда обязательно махнусь.
Харч и Конус зашлись, подвывая, запрыгали, квакая и хохоча.
— Пока у людей хорошее настроение, — начал Щава, — послушай и покумекай. Хромой и головастики твои нехорошо нас с денежками нагрели. На угольке… Не забыл? Теперь придется всем из вашей шоблы контрибуцию выплачивать. Цену мы сами назначать будем. Иногда можете и харчами приносить. А если заартачитесь, сначала проутюжим до косточек, а потом и на перышко насаживать начнем.
— Скумекал? — неожиданно шагнул к Шашапалу Конус и с такой силой щелкнул Шашапала по носу, что у того слезы так и брызнули из глаз.
— Теперь на колени! — потребовал Щава. — Доставай свой носовой платочек, почистишь нам ботиночки и поклянешься от имени своих дружков, что в субботу выложите первую тридцатку.
Шашапал вытащил из кармана платок, поспешно стер слезы, высморкался, спрятал платок обратно, закусил нижнюю губу, сплюнул, задрал голову, оглядел каждого из своих врагов и хладнокровно заявил:
— Этого не будет никогда.
— Чего-чего? — прищурился Конус.
— То, что слышал, — отчеканил Шашапал.
— Значит, по-хорошему он не понимает, — затянул Щава, кивая Конусу на Шашапала.
Харч, подкатившись сзади, свернулся клубком у ног Шашапала.
— Сейчас он все сообразит, — прошипел Конус.
От резкого толчка в грудь Шашапал перелетел через Харча, больно ударился затылком о каменистую землю. Вдребезги разлетелся пузырек с микстурой. Шашапал оторопело ойкнул, попытался было дотянуться до ушибленного места, но не успел. Подскочивший Конус вцепился ему в запястья, Харч схватил за ноги.
— Осушим лужу живым товаром! — завопил Щава, помогая дружкам волочить Шашапала к желтой глинистой луже.