— Хорошо ты придумал, Сережа, — закивала Елена, — сколько нам люди помогали. И тебе. И Нику с Игом. Если начать считать людей добрых, недели не хватит… Бабушка Мария с мамашей-теткой заспорили раз: откуда у человека силы берутся? От харчей или из души? Бабушка так сказала: «Когда тебе совсем худо станет, ты помоги кому. Да без корысти. Вот силы к тебе и воротятся».
— Интересно, — удивился Шашапал, — никогда не пробовал.
— Так испытай, — предложила Медуница.
— Устроим множество праздников и пиров! — завопил Иг. — Кто чего притащит и добудет! Ведь праздники — это тоже необычайности!
— В парке крапива молодая повырастала. Щавель я видела. Вовсю пробивается, — высказалась Медуница. — Щи вкусные наварить можно. Хотите, я вам завтра… Нет, завтра не успею. В больницу надо. В субботу сварю. Хотите?
— Я с удовольствием! Как ты готовишь, мне очень нравится! — не заставил себя уговаривать Шашапал.
— Вот чуть не позабыла, — заторопилась Елена, — в парке, возле пруда, под сиренью лодка ничья лежит. Правда ничейная. Я знаю. Давайте корабль из нее сделаем с парусом. Цветами разукрасим. Ночью под луной плавать по пруду будем и печальные песни петь.
— Зачем печальные? — удивился Ник.
Медуница смутилась, стала кусать губы, напряженно подыскивая убедительные доводы. Прижав подбородок к левому плечу, начала с уступки:
— Ладно. Пусть сначала веселые. Живым веселые больше нравятся. А потом все-таки и печальные надо спеть. Чтобы те, которые там, — Медуница почтительно посмотрела на потолок, — по лунному свету к нам спустились. Послушали хоть немного. А мы им расскажем, как живем нынче хорошо… Ведь им там скучно без новостей добрых.
— Братцы! Как только мама наша вернется, — вскочив, заходил, забегал вокруг стола разволновавшийся Ник, — давайте махнем к тетке Стеше! Там леса какие! Шалаш построим! Ничего с собой брать не надо! Хлеба немного и муки. Сковородку возьмем. Медуница на костре блины печь будет. А всего остального завались! Земляника! За ней голубика и черника пойдут. Малина поспеет! В лесных озерах — рыбы! А грибы!! Да что я все про жратву. Главное — воля! Сколько всяких небывальщин из кап, шишек и коры понаделать можно! Я вам деревья летающие покажу. Их сразу не увидишь. Сначала приручить надо. Почуять деревья должны, что нет в нас зла. Довериться нам. Знаете, сколько сил в добрых деревьях запрятано? Как они горе на себя принимать могут. Если к доброму дубу лицом прижаться и про все обиды рассказать, тогда дерево возьмет у тебя горе, да еще силой наделит. И станет тебе так вольно, что летать захочется! Вместе с теми дубами. Есть в лесу время такое, перед восходом. Когда все смолкает. Затаивается. Ждет. А вдруг не взойдет солнце? И как только первый луч вспыхнет — такое начинается! Поедем! Вот где необычайностей наглядитесь! Плащи из лесных вьюнов сотворим! Вся одежда из трав! Летай! Носись! Ори на весь мир! Я не вру! Скажи, Иг? Только бы мама поскорее…
— Ребята! Братцы!! Да подождите же!!!
Сергей взметнул костыли, что есть силы застучал ими над столом, перекрывая всеобщий гвалт.
— Поймите же в конце концов! — пользуясь секундным замешательством, взмолился Сергей. — Сначала мы все должны стать настоящими андами! Настоящими, понимаете! Тогда нас никто не одолеет! Но это непросто! Надо научиться. Чтобы радость анда для тебя самым большим счастьем становилась… Это когда двое. А нас пятеро…
— На пять частей разделиться придется, — раздумчиво проговорил Шашапал, и тут же сам себя поправил: — Не на пять, а на четыре. Потому что закон андов гласит — отдай другу всего себя без остатка. Я правильно посчитал?
— Правильно. — успокоил Шашапала Сергей.
— Все ломаю башку, как с посвящением быть, — признался Шашапал. — Бабушку допек. Александр Невский и Сартак все-таки резали себе руки над серебряной чашей и пили потом эту смесь. Но сколько крови они в чашу накапывали, бабушка не знает. Нас пятеро, чтобы каждому досталось хотя бы по глотку, надо…
— Да что мы — людоеды, что ли, или вампиры? — прервал рассуждения Шашапала негодующий Ник. — Я себя резать не боюсь. Но, во-первых, кровь невкусная. Во-вторых, как вспомню Чапельника да Котика — тошнит сразу. И вообще, через семь веков ничего своего не придумать, как говорит Вера Георгиевна, — «стыд и срам»!
Спор о посвящении в анды так взбудоражил умы, что по предложению Медуницы был объявлен перерыв.
По две чашки чая не осушили, как снова вернулись из завтра в сегодня. Против Конуса, Щавы, братьев Окурьяновых и другой мелкой сошки легко и весело придумалось множество уловок. Война с Чапельником и Котиком предстояла куда более трудной.