— Головастые — ребятки ничтяк.
Близнецы появились в осевшем флигеле поздним вечером. Весь скарб, что головастые выволокли из кабины полуторки, умещался в двух рюкзаках и побитом фибровом чемоданчике.
На следующее утро братья уже освоили чердак над своей комнатой. С немыслимой легкостью переместились близнецы с чердака на малый тополь. Через пару секунд оказались на большом дереве и водрузили скворечник, сшитый из свежих чурбачков.
— Привет несгибаемой молодежи тыла! — прервал размышления Сергея Витя Гешефт.
Изящно взметнув правую ладонь к длинному козырьку плюшевой кепки, Витя обещающе улыбнулся Сергею, не спеша извлек из внутреннего кармана френча роскошный носовой платок, без суеты и геройских усилий помог высморкаться Веньке и Додику.
— Вот два талона на суфле, — объяснил он своим младшим, адресуясь главным образом к Розе, — в половине второго отправитесь в столовую номер пять, на Малой Ордынке. Идти лучше дворами…
— Витя, а Щава говорит, что нашу маму… — начала было Роза.
— Вы больше верите дефективному сплетнику или старшему брату? — опередил Розу Витя.
— Я больше верю старшему брату, — первым откликнулся Додик.
— Мерси, — вежливо кивнул Гешефт и снова обратился к Розе: — Я вам много раз говорил и опять подтверждаю. Наша мама лежит в закрытой больнице. В городе Н. Где проходит длительный курс лечения. А теперь ответь, Роза. Сколько раз вам морочил голову этот шепелявый кудесник? — Витя презрительно кивнул на подвал Щавы. — И сказал ли я вам хоть раз неправду?
— Щава врет все время, — ответил за сестру Веня.
— Что такое проституция? — спросила Роза.
Витя саркастически усмехнулся и пояснил:
— Проституция — одна из гипертрофированных форм непрекращающегося распада нравственно-этических устоев вконец обанкротившегося капиталистического общества. Питательной средой для коей являются люмпены-вырожденцы типа вашего Щавы.
— Видишь, — приободрился Веня, обращаясь к сестре, — Щава сам — «проституция».
— Еще Щава, знаешь, что говорит? — распалившись, начал Додик.
— Ты догадываешься, из чего сделан Щава? — сбил запал Додика Гешефт.
— Из чего? — еще быстрее спросил Додик-щепка.
— Из того, что выбрасывают в помойное ведро, — убежденно ответил Витя.
Веня и Роза хмыкнули. А Додик так и остался стоять с открытым ртом.
— В этом пакете девять конфет монпансье, — показал Витя. — По скольку должен получить каждый из вас?
— По четыре! — гаркнул Веня.
— По три! — перебила брата Роза.
— Роза, как всегда, права. Поэтому ей поручается дележка и раздача. Но только после суфле… В восемь разогреешь гренки с яичным порошком, и в восемь тридцать по койкам.
— А можно нам котят тети Вали посмотреть? — на всякий случай решился попытать счастье Венька.
— Она вас приглашала? — спросил Гешефт.
— Еще как!
— И позавчера зазывала!
— «В любое время жду!» — перебивая друг друга, разом загалдели Роза, Венька и Додик.
— Чур, надоедать тете Вале не больше десяти минут, — отпустил младших Витя и растворился в подворотне.
На дальнем конце «Постройки», в окружении малышни, надрывно подхохатывая, носилась Люся Дармоедка. Выбрасывая перед собой сильные ноги, нескладеха прытко уходила от погони, то и дело забывая о маломощных партнерах. Вглядываясь в аритмичные виражи дылды-дурочки, Сергей вдруг вспомнил лицо отца головастых близнецов.
Из красно-розовой чересполосицы спекшихся шрамов и рубцов властно вглядывались в Сергея сумасшедшие цыганские глаза с рыжей искоркой.
Видение надвинулось столь стремительно, что Сергей едва удержался от крика. Губы у отца близнецов обкромсаны. Ресницы спалены. Там, где должны быть брови и веки, лишь перекрученные швы. Вместо носа узловатый комок. Живыми остались лишь глаза и клочковатые волосы, схожие с сапожной щеткой.
Горчицын!.. Горчицын!.. Горчицын!.. Вот какая была фамилия у человека с исковерканным лицом.
О нем во дворе знали немного. Говорили, что после тяжких ран Горчицын полтора года отвалялся в госпитале, еле выжил и теперь работает директором ремесленного училища. О том, что у Горчицына есть сыновья, никто и не подозревал…
Преследователи, обегая с двух сторон нескончаемую лужу, попытались взять Люсю Дармоедку в кольцо. В момент, когда верещащая малышня уже хватала дылду за полы короткого пальто, дурочка озорно взбрыкнула, высоко выпрыгнув, распахала, вздыбила веером лужу, понеслась по самой ее середине, взметывая фонтаны острых, лучистых брызг.