Вырвавшись из одиннадцати квадратных метров, плотно заставленных шкафами и комодами, где она обитала вместе с родителями, двумя бабушками и младшим братом, смешливая Люся по прозвищу Дармоедка неистово упивалась волей.
Пять, шесть часов кряду, ни на мгновение не останавливаясь, она без устали прыгала через веревочку, играла в салочки и двенадцать палочек, визжала и смеялась, изматывая самых выносливых непосед. Люся легко сносила жестокие каверзы и насмешки, не жаловалась и не плакала, даже когда в нее летели острые камни и палки. Чем сильнее ей доставалось, тем громче бедняга всхохатывала, уносясь от обидчиков.
В то утро Харч, Конус и Щава, загнав Люсю в тупик между стылыми гаражами, принялись в упор расстреливать мятущуюся жертву «шрапнелью» из грязи.
Откуда явился тогда отец близнецов, Сергей так и не понял:
Истошно взвыв, Конус вдруг завис головой вниз в карающих руках Горчицына.
— Не трожь убогих! Не трожь! — гортанно выхаркивал ярость всклокоченный смерч. Конус уже не выл, а хрипел, задыхаясь от боли и ужаса, а коренастый человек беспощадно тряс и тряс неудачливого паршивца.
Сергей не заметил, как Шашапал возник из Черниговского переулка. Что это он тащит? Неужели столько разной проволоки намотал? Присел. Опять что-то высмотрел?..
Шашапал — человек необычный. Начать хотя бы с прозвища. Имя Шашапала — Саша. Неплохое имя. А фамилия еще лучше — Шпагин. Прекрасная мушкетерская фамилия. О такой фамилии кто не мечтает. Лет до пяти Шашапал вместо Саша произносил — Шаша. И тут же, не переводя дыхания, пришпиливал к своему имени фамилию, которую до конца не мог почему-то выговорить. В результате получалось — Шашапа… С ударным, выстреливающим «а» на конце.
Все вещи Шашапалу выкраивает и перешивает его бабушка — Вера Георгиевна. Например, у нее был плащ. А в эвакуации, во время пожара, этот плащ наполовину сгорел. Так Вера Георгиевна и не подумала его выбрасывать. А выкроила из того, что не сгорело, для внука порпуэн[1]. Теперь у него не только мушкетерская фамилия, но и мушкетерский порпуэн.
Отец Шашапала ушел на фронт добровольцем. Последнее письмо от него в сорок втором пришло. Похоронки не было… С полевой почты ничего не ответили. В военкомате тоже никак не разберутся.
Щава прошлой весной, когда Шашапала доводил, орать стал: «Твой отец без вести пропавший! Значит, к фрицам драпанул!» Шашапал затрясся, убежал. Драться он не горазд. Сергей на носилках лежал еще. Швырнул в Щапу что под рукой было. Да не докинул…
В стенной нише у Шашапала собрано столько всякой всячины для его изобретательств, что, по прикидкам Сергея, хватит на сто приемников. Если, разумеется, к каждому нужные лампочки достать. И все это богатство (не говоря об инструментах), разложенное по десяткам ячеек и ящичков, содержится в идеальном порядке. Шашапал может в своей нише хоть тысячу лет без передыха что-то ввинчивать, паять, наматывать, соединять, подтачивать. Во время любой игры, будь то хоть лапта, хоть штандер, Шашапал способен все бросить и начать вытягивать из земли какую-нибудь железяку. Вот как сейчас…
Они появились из-за угла дома два. Сначала Харч и Юрка. Потом Щава. За Щавой Конус.
Первым к Шашапалу подкатил Харч. Оскалился, пошел вокруг, приседая в дурашливых поклонах.
— Не одолжите ли малость вашей добычи, профессор?
Шашапал сжался, подтянул к груди клочковатый клубок.
— Зачем тебе проволока?
Подскочил Юрка, вырвал проволочный клубок, перекинув Щаве, гаркнул:
— Тотальная мобилизация всех железных вещей!
Щава, хихикнув, забросил клубок в мутную лужу.
— Не желаете ли искупнуться вместе с вашей проволочкой? — присел перед Шашапалом Харч. — Или предпочитаете отдать должок?
— Какой должок? — совсем тихо переспросил Шашапал, по-пингвиньи подтягивая к животу руку. В левой дрожала никчемная загогулина.
— Неужто не помним?! — вытянув вперед губы, «ужасаясь», засюсюкал Харч. — Но раз память отшибло, то мы поможем.
Харч вдруг штопором ввинтился в карман к Шашапалу, выхватил перочинный ножичек.
Поднял вверх, закрутил умиляясь.
— Хорошенькая игрушечка! Вкусненькая!
Гнев швырнул Сергея прямо на Харча. Харч успел отскочить. На Сергея бросился Юрка… Взревел, перепоясанный встречным ударом костыля. Сергей рванулся было за Щавой, но дорогу ему пересек Конус.
— Псих костыльный!
— А-а-а!!!
В Сергея полетели куски кирпича! Камня! Стекла! Не чувствуя боли, Сергей бросался то на одного, то на другого!.. Полосовал костылями, рычал, упиваясь бешеной сшибкой.