Но другая, затаясь, готовилась к прощанию с бабушкой, дядей и… четверкой друзей, ставших неразделимой частью его самого. Из последних сил эта вторая половина оттягивала, отодвигала приближающиеся минуты последнего перекрестья взглядов.
Нестерпимо хотелось исчезнуть. Невидимкой перемахнуть временной барьер расставания…
Пролететь, вобрав в себя все дивно-нежданное, что таило будущее, и мчаться обратно в Москву, захлебываясь от предвкушения встречи с друзьями — Необычайниками.
Действенность противоречивых желаний доводила Сергея до исступления. Желания разрывали, перехлестывали одно другое.
Немедленно, сейчас же очутиться в том подлеске с красными от земляники полянками, что, по словам отца, начинается в ста шагах от участка дачи, которую они сняли.
Закутаться в ломкую песню Елены, ту самую, про Медуницу, которую «все топчут, не жалеют».
Самому средь бесконечного, звонкого леса ощутить встречный зов доброго корявого дуба.
Всегда чувствовать рядом истаивающую улыбку бабушки. Столь редкую и оттого особенно дорогую.
Между тем, оставаясь у всех на виду, забытым и никчемным в центре всеобщей сутолоки, он по-прежнему упрямо сглатывал остывшие комочки картошки, тщась сохранить гордость прихлебыванием жидкого чая.
Среди завихряющейся кутерьмы чаще других появлялось изборожденное струйками пота точеное лицо Кирилла Игнатьева. Молчаливую муку от расставания с Аленой Кирилл бесполезно старался заглушить, хватая самые неподъемные вещи. Стоическая печаль Кирилла, замедлявшего любой миг, если мимо проносилась беспечная Алена, невольно ранила немым укором и без того переворошенную душу Сергея.
Нет, конечно, он не бросил своих друзей. Нет… Ни к одному из них беда, слава богу, не стучится. Взять хоть Шашапала. Последнее время он набит радостью, как малышня криком по весне. Бесспорно, Шашапал молодец, что сам везде ходил и узнавал. И недавно маме его сказали: «В последних списках убитых и пропавших без вести, ваш муж не значится». Возможно, что скоро… «Очень скоро, — так, таинственно улыбаясь, не перестает твердить Шашапал. — Маме не могли же сказать, да просто права не имели намекать на важнейшее задание, которое выполнял отец. Но я-то давно обо всем догадался. У меня интуиция, как у ведьмы-вещуньи».
Вызнав у матери и бабушки, что у отца его до войны была коллекция марок, которую в сорок втором пришлось выменять на муку, Шашапал принялся охотиться за марками, выменивая их даже на свои бесценные радиозаготовки.
Медуница тоже повеселела. Новый врач Вероники Галактионовны, увидав Елену на больничной кухне, подарил ей пачку глюкозы и пообещал «очень скоро разделаться с болезнью ее тети».
Самое главное… Позавчера, на последнем сборище перед отъездом Сергея, они как будто уговорили Ника остаться. Арсен Иванович посулил близнецам велосипед двухколесный. А в августе на две недели взять с собой в Среднюю Азию. Иг на радостях чечетку рванул! За Тамару Церетели романс спел. Скандал в курятнике показывать начал… Да соседи, как назло, в стенку загрохотали. Ну, ничего. У них все равно будет свой театр. Во что бы то ни стало… Лишь бы Ник все-таки не уехал. Не передумал. Конечно, как Необычайники, они ничего особенного не успели сделать. Но кто знал, что столько всего навалится. Как бы там ни было, отступать нельзя! Надо продержаться! Всем неудачам наперекор! Но все-таки уезжает-то Сергей. А друзья остаются. Самое мучительное, что они еще и радуются за него. Никто из четверых ни словом, ни намеком не обмолвился, что уезжает именно он — глава Священного Союза Необычайников. Сколько раз в неуемных фантазиях своих Сергей уже бросался в тот буйный, зеленый мир, где теперь он уже сам будет волен распоряжаться своими дорогами. Сам! Дотягиваться до манких россыпей желудей. Нежно надкусывать, подойдя к кусту, терпкие гроздья калины. Той самой калины с алым сердечком внутри, о чьей доброте так трепетно рассказывала Медуница. Без устали своими ногами носиться по клеверным лугам, среди стрекоз и бабочек. Плутать по лесу… Пусть ему нельзя сидеть и запрещено нагибаться. Пусть! Зато он может лечь в траву и есть землянику. Так долго, как ему захочется. Оказаться возле дуплистой ели, высмотреть, осторожно собрать и пожевать смолу. Зацепить костылем, пригнуть к себе и набрать для роскошной мушкетерской перевязи сколько угодно кистей рябины или боярышника. Зависнуть над муравейником. Подойти к костру, где печется картошка. Выкатывать пропеченную костылем к себе под ноги. Самому! Срезать кусочки сосновой коры, чтобы делать крохотные лодки. И тугие ветки орешника для лука. Облизывать шелковые, крупные лепестки подсолнухов. Прятаться, пропадать в кущах тальника… Вонзив костыли в искристую сердцевину, перепрыгивать ручьи. Просто так и зигзагами… Самому! Встретить ежа и рассмотреть его до последней иголки!