Краем глаза замечаю, как в порыве ужаса София шагает в мою сторону и добавляю быстро, чтобы положить этому конец, и не дать ей перебить моих мыслей, — ты никогда не получишь ее, сука, она принадлежит мне!
Сбрасываю звонок и съезжаю на подушках в желании спрятаться от обжигающей ярости в недрах одеял и простыней.
— Зачем? — орет София дёргая за край одеяла, пытаясь дотянуться до моего сотового, — зачем ты это сказал?!
У меня нет сил спорить, у меня нет сил побеждать, хочется просто завыть раненым моржом и броситься в ледяную пучину, чтобы ничего не чувствовать.
***
— Лучше тебе сейчас нахер заткнуться, София, — Алекс за секунду поменявшись в лице, крайне грубо мне отвечает, что заставляет напрячься каждой клеточкой тела. Но навеянный его тоном мандраж быстро проходит, оставляя после себя неописуемое возмущение.
— Будешь так со мной разговаривать, вообще больше разговаривать не будем, уяснил? Я тебе не девочка, которая молча станет терпеть все твои перепады настроения из-за того, что кто-то разбил твое нежное сердечко. Это ещё не оправдание тому, что ты ведёшь себя, как последний придурок и неуравновешенная истеричка в один момент, — я едва не срываюсь на крик, приходя в бешенство из-за того, что он позволяет себе так со мной разговаривать. Не желая больше видеть его перекошенное от злобы и бешенства лицо, я разворачиваюсь к нему спиной и направляюсь в свою комнату, раздумывая над тем, как бы взять что-нибудь в руки и засунуть это в распрекрасный зад брата, за то, что так легко передал Ветрову в руки ещё один компромат для шантажа. Но стоит мне зайти в комнату, как я слышу громкие шаги за своей спиной.
Даже не глядя на него в данную секунду, я отчетливо ощущаю убийственную ауру. Я предполагала, что от этого всего он слетит с катушек, но я всё равно не жалею о сказанном.
— Он тебе рассказал?! — в бешенстве кричит мне в спину Алекс. — Рассказал, за что мне навтыкал Лис?
— Значит вот, когда ты решил все таки раскрыть тайную завесу своей стычки? — я раздраженно спрашиваю, разворачиваясь к нему лицом и желая пристыдить его за позднее признание. — Благодаря твоим заскокам, тупому эгоизму и не возможности во время объясниться, я прусь к Ветрову в коттедж, бинтую распоротую Лисицким ладонь и рассыпаюсь в благодарности за отмщение избитого братика. Что бы.. что бы сейчас ты ошарашил меня своей правдой?! Теперь, когда все зашло так далеко и ты откровенно говоря назвал меня перед абсолютно чужим человеком своей вещью?
— Ты нихера не знаешь, София, так что закрой свой, б..., рот! — он определённо в неудержимой ярости. Но я куда сильнее озлоблена сейчас, ибо он перешёл черту, начав так со мной разговаривать. После сказанных слов он, едва держа себя в руках, разворачивается ко мне спиной, не желая слушать мой ответ на подобное хамство. И прежде чем он подходит к двери, беру первую попавшую под руки вещь, которой является учебник, и, выкрикнув вульгарное оскорбление, кидаю в него. Но так как с меткостью у меня всегда были проблемы, книжка падает чуть левее от парня и рвётся. От неожиданности Алекс останавливается и смотрит на упавший у его ног предмет. Однако ничего не говорит, и продолжает идти вперёд. Но я не хочу, чтобы он так просто ушел, поэтому следом хватаю свою сумочку..
Но к хаттам! Мы больше не сможем "гнать" в таком режиме. Разжимаю пальцы, позволяя сумке упасть на пол и тяжело опускаюсь на кровать. Я все обдумаю потом. Когда отдохну хоть немного, когда сложу в голове кусочки пазлов. После того, как хотя бы на несколько часов выброшу события этого дня из головы.
Устало вздыхаю и беру телефон в правую руку, собираясь отвлечься обновляя ленту в инстаграм. Но от этого меня отрывает неожиданный телефонный звонок. Ольга. Наверное, я впервые в своей жизни так сильно злюсь ее звонку. По дороге к остановке она пыталась понять резкую смену настроения Алекса и задалбливала вопросами. Я же была в шоке от ее длинного языка и красноречия, и всего того, что ожидало меня по возвращении обратно.
....
Это крайне странное чувство, когда смотришь на время и понимаешь, что будильник начнёт разрываться от дикого звона всего через каких-то жалких шесть часов. Мысленно осознаю, что мне стоит одуматься и заснуть, дабы утром не валиться с ног от недосыпа и усталости. Однако я, отмахнувшись от разумных обоснований, продолжаю смотреть в потолок. В мыслях навязчиво кружит недосказанное братом. И теперь я ругаю себя, что не выслушала. Мою импульсивность сменила тревога, а потом смущение, ведь кажется я стала на сторону чужого человека, предав близкого.