— Просто пришлось многое наверстывать. Я ведь его сто лет не видела.
— Зато теперь насмотрелась.
Я вышла вслед за Франческой в коридор. Каспар ни за что не заподозрит, что я шпионила за ним.
— Если гости разъехались, сейчас спущусь и приготовлю тебе чай с масалой, — пообещала я.
— Лучше косяк, да потолще. Или молоток.
То ли подсознание сыграло с Фран шутку, то ли она давала мне понять, что на басни о курительных палочках не купилась. Что ж, будем блефовать.
— Косяками их теперь никто не называет, — объяснила я.
— Неужели?
— Ага! Только «шмаль», «дурь», ну и старая добрая «травка» сойдет.
— Шмаль? И как это пишется?
— Кажется, через «ж». Выясню у знакомых.
Франческа резко остановилась, повернулась на потертом паласе в узком коридоре и вгляделась мне в глаза.
— Наверное, легко быть тобой, — сказала она.
— Что?
— Потому и Каспар тебя обожает. Ты взгляни на себя: стильная, невозмутимая, свободная…
— Фран… — я подпустила в голос недоверия, — ты сама просила меня поговорить с ним. Я всего лишь выполнила твою просьбу.
— Помню. Извини, просто я… ничего не понимаю! — Она помотала головой. — Ну и как, удалось?
— По-моему, Фран, с ним все в порядке. Бузит, конечно, но в душе он все тот же Каспар.
— Ты уверена, что причин для беспокойства нет?
— Абсолютно.
— Он меня ненавидит.
— Да нет же, дурочка. Ты прекрасная мать, и если Каспар этого не понимает, значит, он болван. Пожалуйста, не принимай его выходки на свой счет — это гормоны. Повторяй за мной: все дело в гормонах.
Но Франческа промолчала. Она считала, что лучше знает своего сына. И, как потом выяснилось, она была права.
У подножия лестницы ждал Ник с бокалом вина для жены.
— Отмучились! — Он поцеловал ее в макушку.
Рука об руку они добрели до дивана и синхронно рухнули на него. Я опять убедилась, что они подходят друг другу как две половинки целого. И всегда подходили. Неужели Франческа не понимает, как я ей завидую? Впрочем, когда-то завидовать было нечему. Поначалу я ее жалела.
Наши пути разошлись навсегда в тот день, когда зареванная Франческа нарисовалась у меня на пороге. Она вытащила кулак из кармана дешевого синего анорака, разжала пальцы и, как малыш демонстрирует друзьям обсосанный леденец, показала мне смятый и мокрый от пота тест на беременность: две невинные синие полоски, более многозначительные, чем мы могли себе представить.
В то время Ник был таким же надежным и порядочным, как сейчас. Только тогда он еще участвовал в маршах и протестах, а сейчас работает в некоммерческой организации и убеждает гигантские корпорации вроде «Найк» и «Гэп» отказаться от эксплуатации детей на производстве. А Франческа была талантливее нас обоих вместе взятых. Она не только считалась гордостью школы, ее признали лучшей в регионе сразу по трем дисциплинам. Задолго до выпускных экзаменов ей было обеспечено место в ведущей юридической фирме. Когда она решила оставить ребенка, ей обещали придержать место, но Франческа им так и не воспользовалась, и в конце концов поток предложений иссяк, а новые молодые дарования стерли воспоминания о прежних. Франческа и Ник были так осторожны, что не могли взять в толк, каким образом Франческа залетела. Собственно, полнейшее недоумение и сыграло решающую роль. Если ребенок стремится в жизнь, несмотря на все кондомы, прерванные акты и метод «безопасных» дней, значит, он имеет право родиться. Под этим лозунгом Франческа родила первой на своем потоке, через восемь дней после сдачи последнего экзамена. Вес Каспара при рождении превысил три восемьсот. Даже здесь Франческа умудрилась получить высшую оценку: по шкале Апгар ее сын набрал десять баллов из десяти возможных.
Ник и Франческа поженились, когда Каспару было девять месяцев. В тот же день состоялись и крестины. Мне достались роли крестной матери и подружки невесты, и я исполнила их в одной и той же юбке-шаре, по уродливой моде конца восьмидесятых. День был знаменательный. В ответ на просьбу викария отринуть зло я скрестила за спиной пальцы: в двадцать лет для таких сделок я еще не созрела. Я веселилась напропалую. Когда в воздух взлетел букет невесты, я стояла столбом, пока он не упал к моим ногам. Я точно знала: брак подождет, незачем торопить события. Ловить розы на всякий пожарный я не собиралась. В том, что когда-нибудь я выйду замуж и обзаведусь детьми, у меня и тени сомнения не возникало. Теперь, когда я убеждена, что моя житейская мудрость ничтожна, мне совершенно ясно: в те времена я не знала ровным счетом ничего.