— …Но ужас был впереди: когда я пукнула в сложной позе на равновесие, фыркнула, зашаталась и в итоге шлепнулась на пол!
Я следила за Каспаром в зеркало заднего вида. Он поймал мой взгляд и улыбнулся. Прямо от сердца отлегло. Обнадеженная, я плюнула на приличия и в деталях описала авансы, которые мне раздавала коротышка-швейцарка — буквально проходу не давала:
— Если честно, сначала я даже радовалась знакомству. Мне бы сразу прикинуться бывшей торчушкой с трастовым фондом и детишками по имени Зеберди и Росинка, да как-то не додумалась. Хиппи юристу не товарищ. Словом, на второй неделе, когда мне уже выть хотелось, мы за тофу разговорились с этой швейцаркой. Она наплела, дескать, училась на массажистку, нужна практика и все такое, а я уши развесила. Ей-богу, ничего не заподозрила, даже когда она велела мне раздеться, а то, мол, до бедер не доберешься.
Лед был сломан.
— А ты чего? — не выдержал Каспар.
— Разделась, конечно.
— А дальше? — спросил Ник.
— Дальше она заявила, что у меня, видите ли, застой в сексуальной чакре, так что без глубокого внутреннего массажа не обойтись.
— Да ты что! — расхохотался Каспар.
— Вот-вот.
— Ну и?.. Дальше-то что? — встревожился Ник.
— А ты как думаешь, пап?
Ник растерялся:
— Без понятия.
— Тогда мы ему ничего не скажем, — подмигнула я Каспару. — Он еще не созрел.
— А может, вообще не созреет. Ты только скажи, она что, правда?.. — Каспар не договорил.
— Ага.
— Что-что? — воскликнул Ник.
— Зашибись! А ты что? — Сын оказался сообразительнее отца.
— А сам как думаешь?
— Накостыляла ей?
— Пальцем в небо. Лежала себе, чисто английская скромница, потом поблагодарила, заверила, что все было очень интересно, — и до конца недели от нее бегала.
Каспар хохотнул.
— Ну ты крутая!
Мы катили дальше, Каспара на заднем сиденье то и дело пробивал смешок, пока Ник не выпалил:
— Господи! Внутренний массаж!
Тут уж мы с Каспаром переглянулись и покатились со смеху. Наконец-то до Ника дошло. А его между тем вновь осенило:
— А ты-то где этого нахватался, мальчишка?
Когда Ник пытается изображать взрослого, меня всегда разбирает хохот.
— Если пятнадцатилетний парень не знает, чем могут заниматься друг с другом девчонки, — что он за парень? — ответила я за Каспара.
За что получила от него широченную зубастую улыбку и облегченно вздохнула. Ради такой улыбки стоило возвращаться на родину.
Ник тормознул перед моим домом. В нашем суперсовременном жилом комплексе полно квартир куда лучше моей, а мне — спасибо правительственной инициативе — досталась одна из двух студий, без которых застройщики не получили бы разрешения на строительство. Я — специалист высшей квалификации и хозяйка квартиры с видом на реку, предмета моей радости и гордости, пусть и невеликой.
Швейцар вгляделся в обшарпанный бурый «вольво», узрел меня за окном и замахал обеими руками.
— Вот я и дома!
Пока Ник и Каспар таскали мой багаж в холл, я бросилась к Роману здороваться. Если не считать моего давнего друга Бена, Роман знает обо мне больше, чем кто-либо другой. Это он, почти шестидесятилетний эмигрант из Грузии и обладатель застарелого артрита в колене, вызвал полицию, когда бывший босс полночи ломился ко мне. Это Роман загородил собой дверь и не впустил непрошеного гостя. Роман изучил почерк моего бывшего, фильтровал мучительные для меня послания, которые почтальон носил охапками, и предупреждал меня о них заранее. А еще Роман умеет не замечать ночных гостей всех форм, размеров и цвета кожи. Несколько раз ему случалось помогать мне отыскивать нужную кнопку лифта и в экстренном порядке доставлять меня в квартиру.
— Добро пожаловать домой, мисс Кинг! — Роман энергично потряс мою руку.
— Привет, Роман.
— А я дни считал! Столько всего накопилось…
Мы с Романом часто сплетничаем о соседях.
— Жду с нетерпением.
Ник и Каспар уловили намек.
— Что ж. Оставляем тебя на попечение джентльмена. Еще раз — с возвращением.
— Спасибо, Ник. И спасибо, что подвез, хотя не стоило беспокоиться…
— Да я понимаю. Но Франческа прибила бы Каспара, если бы я не увез его из дома. Все равно куда, хоть в Хитроу.
Я улыбнулась, гадая, понимает ли Ник, насколько преуменьшает свои заслуги. Ничего он не понимает. Это ведь Ник, самый добродушный из всех моих знакомых мужчин. Вот только я больше не желаю быть ничьей последней надеждой.
Ник шагнул к двери.
— Франческа не успокоится, пока не услышит, что тебе полегчало. Ведь правда? Тебе легче?