Марк встал и неуверенно спросил:
– Могу я рассчитывать на продолжение?
– Может быть…
– Завтра?
– Завтра… – прошептала она. – Завтра. Мне нравится это слово. Я всю жизнь повторяла его: завтра… Как бы ни был мрачен и грустен день сегодняшний, завтра всегда остается лучезарным, исполненным надежд и обещаний. А потом завтра переходит в сегодня и становится все печальней и печальней. Лишь когда оно уходит в прошлое, появляется ностальгия. И мы снова любим день прошедший. Спокойной ночи, мистер Фосетт.
Он так и не получил от нее определенного ответа и в нерешительности застыл на пороге. Потом повернул дверную ручку, открыл дверь и уже сделал шаг из комнаты, смирившись с тем, что придется расстаться. Неожиданно она окликнула гостя:
– Фосетт!
Он обернулся и увидел, что монахиня, похоже, колеблется. Ей хотелось что-то сказать ему, но он так никогда и не узнал, что именно. Через мгновение Нэнси, видимо, передумала.
– Нет, ничего, мистер Фосетт. Спокойной ночи! – сказала она.
Было уже два часа ночи, а Марк все никак не мог заснуть. Он вертелся с боку на бок, вспоминая драматическое повествование Нэнси. Он знал, что стал первым и единственным свидетелем, выслушавшим воспоминания миссис Карр. И вот теперь эти потрясающие воспоминания – в его распоряжении, записанные на миниатюрных бобинах магнитофона «Айва». Он обладал исключительным материалом, и в то же время на нем была ответственность за использование этой бомбы. Его переполняла профессиональная журналистская гордость, но более всего терзало душу какое-то смутное чувство, весьма напоминавшее страх.
Почему Нэнси Карр навязала ему эту роль? Почему заставила выслушать свои признания? Он приехал на Сицилию, чтобы выяснить тайну ее неожиданного исчезновения. Найти женщину, по слухам, связанную с мафией и претендовавшую на кресло мэра Нью-Йорка, – новость не из последних. Она же начала рассказывать репортеру свою биографию, раскрыв частично тайные механизмы функционирования «Коза Ностры». Зачем? Что заставило такую женщину поведать о своих заблуждениях и ошибках, хотя в монастыре у нее было надежное убежище? Кроме того, кое-что так и не прояснилось. Нэнси сообщила, что Натали Гудмен обвинила ее в убийстве, но не сказала, кто же убил Натали. Не раскрыла она и имя человека, предоставившего Гудмен информацию. В бумагах журналистки из «Нью-Йорк мэгэзин» не нашли и следа этого расследования. К тому же Нэнси Карр не объяснила, почему она оказалась в монастыре и по своей ли воле выбрала это убежище?
О вражде между семьями Лателла и Ла Манна знали многие, теперь эти события из жизни организованной преступности ушли в прошлое, но никто и вообразить не мог, какую роль играла Нэнси в столкновении двух семейств.
Нэнси сказала ему: «Я все расскажу. Вы узнаете мою правду. Публикуйте, если хотите. Но вряд ли вам кто-нибудь поверит».
Марк зажег свет и взглянул на свои часы «Ролекс»: два часа ночи. Он встал, хотел взять из холодильника что-нибудь выпить, но его остановил телефонный звонок, прорезавший тишину. Он поднял трубку и услышал уверенный громкий голос своего главного редактора, Барта Ритмана. В Нью-Йорке сейчас еще не кончился рабочий день.
– Я тебя давно ищу! – заявил Барт. Похоже, он был чем-то встревожен.
– Я же не лежу целый день в постели в номере, – раздраженно ответил Марк.
– По-моему, ты и ночами там не лежишь, – парировал редактор.
– Я занимался делом. Ты же прекрасно знаешь, я веду расследование, важное и деликатное. А у тебя ко мне что-то срочное?
– Да, ты зря теряешь время. В этом деле все равно концов не найдешь.
Барт говорил спокойно, но Марк почувствовал, что редактор сильно волнуется.
– Не понял… – растерялся Фосетт. Он прекрасно помнил, как загорелся Барт, когда ему сообщили, что обнаружена таинственная Нэнси Карр. Главный редактор немедленно отправил репортера по следам неуловимой особы. И вдруг такая перемена…
– Я, кажется, ясно выразился, – сказал Барт. Он явно цеплялся к словам, даже не пытаясь объяснить такой неожиданный поворот.
– Пожалуйста, сформулируй еще ясней, – попросил Марк. Ему хотелось, чтобы Барт произнес те слова, о которых Фосетт уже догадывался.
– Ты должен вернуться, – мрачно, но твердо заявил редактор.
Фосетту показалось, что он спит и видит сон.
– Слушай, Барт, я вернусь с сенсационным материалом. Ты и представить не можешь, что я раскопал.
– Не стоит терять время, – повторил Барт.
– Как ты можешь судить о моей работе, если ты даже не оторвал свой толстый зад от удобного редакторского кресла в десяти тысячах километров от Сицилии?