— Далеко отсюда? — сразу же спросил старший наряда, рослый старшина, а его напарник, сержант, тут же схватился за телефон.
— Н-нет, — слегка даже заикаясь, пояснил мужчина. — Километров пять, может, чуть меньше. Метров шестьсот-семьсот от асфальта, вправо. Мы вышли, гуляем, день сегодня хороший… Ну и я отошел к кустам, хотел прут вырезать, вдруг вижу… — Он передернул плечами, стараясь взять себя в руки.
— Больше там ничего нет? — спрашивал старшина.
Мужчина глянул на свою спутницу, спрашивая ее взглядом — может, он что-то упустил в своем рассказе? Но та отрицательно покачала головой, милиционеры ни одного слова от нее так и не услышали.
— Вы супруги?
— Ну… мы просто катались, товарищ старшина. Какое это имеет значение?
— Конечно, это я просто… поинтересовался, — успокоил его старшина. — Важен сам факт, вы увидели и сообщили… Идите в будку, напишите все, как было. А потом, когда приедет оперативно-следственная группа, покажете место. Они скоро приедут, долго ждать не придется. На убийства быстро приезжают.
— Хорошо, я понял, — говорил мужчина, направляясь к будке ГАИ, а его спутница осталась в машине, закурила…
Глава седьмая
Голова лежала под кустом — присыпанная снегом, в прошлогодних сухих листьях, почти незаметная со стороны. Вполне возможно, что на этой поляне побывали за минувшие две с небольшим недели со дня исчезновения Алексея Морозова и другие машины: поляна была довольно обжитой — повсюду валялись бутылки, банки от пива, рваные газеты, картонные коробки, старые покрышки. Сюда, ясно, заворачивали по всякой шоферской нужде, вполне может быть, что голову видел кто-то еще, но о страшной находке сообщила милиции только эта парочка.
Владелец белой «Лады» и его спутница стояли сейчас в стороне от оперативно-следственной группы, занятой своим делом, говорили вполголоса, отвечали на вопросы, если их о чем-нибудь спрашивали. Женщина время от времени зябко поводила плечами, повторяла: «Какой ужас! Ты только подумай!»
Тягунов, занятый осмотром поляны и обладавший отличным слухом, слышал эти слова, раза два внимательно посмотрел на женщину, посочувствовал ей: видеть такое рядовым гражданам приходится редко, надо иметь крепкие нервы. Женщина и ее любовник (Вячеслав Егорович быстро сориентировался в ситуации, еще на посту ГАИ, когда читал заявление) были ему симпатичны хотя бы тем, что нашли мужество сообщить милиции — можно ведь было развернуться и уехать, такие примеры в его практике случались. Впрочем, эти мысли у Тягунова, старшего оперуполномоченного по особо важным делам, были машинальными: следы преступления могли и не заметить другие люди, даже если и побывали на этой поляне — голова лежала на самом краю поляны, да еще в снегу.
Вид отрубленной головы Тягунова не шокировал, нет, он видел всякое. Вячеслав Егорович сгреб с мертвого лица снег, вгляделся в его черты.
— Это Морозов, — уверенно сказал он криминалисту и следователю прокуратуры, Максимову, которые стояли рядом и напряженно смотрели на манипуляции старшего оперуполномоченного. Тягунов припонял голову, повернул ее, чтобы лучше видеть лицо, чтобы фотографу удобнее было заснять ее в разных ракурсах. Потом взял из бело-голубого «рафика» рабочую папку, где лежало заявление гражданки Морозовой и другие, немногочисленные пока документы, по опознавательной карте с приклеенной на ней фотографией сличил черты лица еще раз. Сомнений ни у кого не было— Морозов.
— Это, видно, все, что мы сможем предъявить жене для опознания, — сказал следователь прокуратуры. — Тело, судя по всему, укрыто где-то в другом месте. Но все же мы поищем его еще раз. Может, где-то в кустах, в яме…
Группа принялась заново обследовать поляну и прилегающий к ней лес, обговорив для каждого члена свой сектор поиска.
Внимательно оглядывая густые кустарники, старые, военной еще поры, окопы, заглядывая под поваленные ветром стволы сосен и берез, Тягунов неторопливо продвигался в назначенном ему южном направлении, с каждым шагом убеждаясь, что каких-либо новых доказательств страшного преступления и тело им сегодня не найти. Да, работа еще не закончена, с выводами торопиться рано, однако интуиция и логика подсказывали Вячеславу Егоровичу, что в этом месте была почему-то оставлена только голова убитого.