— Только я вам ничего не говорила, Антон Михайлович! — Анна Никитична с улыбкой погрозила своему гостю пальцем.
— О чем речь, хозяюшка дорогая! — Он засмеялся, похлопал Никитичну по мясистой руке.
— А третьего мужчины разве не будет? — спросила она.
— По идее должен быть. — Городецкий глянул на часы. — Обещал. А мы ему сейчас позвоним.
Он вышел в прихожую, набрал номер.
— Аркадий? Привет. Ты что опаздываешь? Пора за стол садиться. Девочки заждались, да и хозяйка справедливо волнуется… Не получится? Жаль. Мы тебе такую красотку приготовили. М-м-м! Пальчики оближешь. К тому же, разведка донесла, что она… ну, ты мог бы быть у нее первым. Понял, что теряешь? Ха-ха-ха. Ну ладно. Я понял. Пока.
Положил трубку, сказал суетящейся у стола Анне Никитичне:
— Срочные дела у нашего приятеля. Иностранцы приехали из Швеции, бизнесмены, принимают их в областной администрации. А потом — ресторан, ужин. Аркадию там велено быть.
— Это, наверно, сынок Каменцева? — догадливо уточнила Анна Никитична.
— Он самый, — не стал лукавить Городецкий. — Но ничего, не переживайте, Анна Никитична, в следующий раз мы его сюда вытащим. А нынче мы вдвоем как-нибудь с Феликсом Ивановичем справимся. Вы разве с ним до сих пор не познакомились?! Ба-а… Феликс! Ну-ка, иди сюда, дорогой!
Тот отошел от телевизора, склонил в приветствии голову, взял руку Анны Никитичны и поцеловал.
— О-о, я польщена, — расплылась та в сальной улыбке. — Какие друзья у Антона Михайловича. Аркадий Каменцев, вы… Но что-то я вас раньше в театре не видела, Феликс Иванович?
— Он начинающий спонсор, Анна Никитична, я его только на будущей неделе представлю Захарьяну.
— Что ж, рада с вами познакомиться, Феликс Иванович, очень рада! — манерничала хозяйка. — Будьте как дома, не стесняйтесь.
— Спасибо. И я очень рад! — ответил Феликс.
— Вот и хорошо, что вы подружились. — Городецкий обнял их обоих. — Все-таки вы главный человек в театре, Анна Никитична.
— Ах вы льстец какой! — Она махнула на него полной короткой рукой. — Я человек там маленький, незаметный… А какую же сумму ваш друг обещает? — переменила она тему: как практичная женщина, хотела знать, с кем имеет дело.
Феликс поплыл в благодушной улыбке.
— Ну, может, два миллиона, может, три. Вас это устроит? Я еще посоветуюсь со своим бухгалтером, но помощь театру мы обязательно окажем. Это я вам гарантирую.
— Ну-у, такие деньги! — цвела и Анна Никитична. — Да за эти деньги наши девочки просто на руках вас будут носить, Феликс Иванович. Зацелуют. Надо только сказать им об этом.
— За столом и скажем, — решил Городецкий. — А что, скоро будем ужинать?
— Минут пятнадцать-двадцать еще подождите, — попросила Анна Никитична, бодро вскакивая с дивана. — Девочки салаты заканчивают. А так всё уже на столе. Вы пока, может быть, в кабинет, наверх, поднимитесь? Там и коньяк у меня есть, все приготовлено. Для храбрости, а? — Она игриво, плечом, толкнула Городецкого, глянула и на Дерикота.
— Ну, ему храбрости не занимать, — усмехнулся Городецкий, но предложение хозяйки принял, встал и Феликс. Неторопливо, с видом людей, которые здесь все оплатили, они отправились на второй этаж, в кабинет, некогда принадлежавший мужу Анны Никитичны.
А сама она заспешила на кухню, где дожаривалось ароматно пахнущее мясо, и девочки, весело переговариваясь, возились со сложными салатами.
Хозяйка позвала Яну — та, дебелая, рослая, тугая от распирающих ее телес, с плутоватыми серыми глазами — подошла. От нее уже попахивало вином.
— Когда это вы успели? — нахмурилась Анна Никитична, больше для порядка, портить настроение своим гостям она не собиралась.
— Ну… мы по граммульке, Анна Никитична! Всего по граммульке! — Она показала пальцами узенький просвет. — Марийка, вон, отказалась, стесняется, а мы с Катей… Мы же тут свои, правда, Анна Никитична? Вы же нас не будете ругать?!
— Свои, свои! — Хозяйка высвободилась из жарких объятий Яны. — И ничего, право, особенного тут нет. Налей-ка и мне стопочку. Только белой, вон, початая бутылка в шкафчике. И чтоб сразу у нас дружба со спонсорами наладилась, с Феликсом Иванычем. Мужик он контактный, я с ним пообщалась. Ох, де-тоньки, не люблю я эту официальщину, страсть! Человек свободу любит!
— Катюш, налей-ка, ты поближе, — распорядилась Яна, а Катя — худенькая, большеглазая, в большом цветастом переднике, надетом поверх короткой джинсовой юбки, услужливо и быстро налила Анне Никитичне водки и та махом выпила рюмку, вытерла рукою рот.