— Ну вот, а то чувствую, чего-то тут не так, — засмеялась она и погладила выпуклый тяжелый живот. Критически оглядела стол в зале, попробовала на противне мясо. Осталась всем довольна, хлопнула в ладоши.
— Ну что, девоньки, хорошо. И кто только учил вас?
— Анна-а Ники-и-ити-и-чна-а… — дружно, хором, пропели Яна с Катей, и все женщины весело рассмеялись.
Хозяйка погрозила девочкам.
— Чтоб не капризничали у меня, телушки, понятно? — сказала она с шутливой гримасой на полном круглом лице. — Ведите себя раскованнее. Вон, спонсоры расстарались: и коньяки, и вина, и фрукты, и мяса я самого лучшего на рынке купила — ешь не хочу! А шампанское, а конфеты! М-м! Ну-ка, все трое, в ванную. Живо!
Яна с Катей хихикнули, тут же исчезли за белой дверью ванной комнаты, а Марийка стояла в смущении и нерешительности.
— Анна Никитична, может, я домой пойду, а? Я понимаю, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Я вас ни в чем не обвиняю, Боже упаси — вы такая гостеприимная, добрая! Но я…
— Да ты иди просто руки помой, детонька! Что у тебя за мысли?! Ты же на кухне возилась, запахи тут всякие, сырые продукты. А если кто захочет и душ принять — да ради Бога, воды хоть залейся. Как всякая культурная девушка…
Марийка повернулась, пошла в ванную, где шумно плескались и повизгивали Яна с Катей. Анна Никитична оценивающе смотрела ей вслед.
— Да, девочка что надо, — бормотнула она себе под нос. — Персик!
Теперь она сама налила себе новую стопку, со вкусом выпила.
Вскоре девицы гуськом потянулись из ванной, чинно сели вокруг стола в зале, ждали мужчин. Анна Никитична, покачиваясь, цепляясь неверными уже руками за перила скрипучей деревянной лестницы пошла наверх, на второй этаж. Затянула приторно:
— Мальчики-и… Где вы тут? Мальчики-и… А, вот вы где. И тоже одни выпивают. Нехорошо-о. Девочки там заждались. Чистенькие, мытые. Идите вниз, мои хорошие, идите. Ухаживать за моими телочками, трахаться. Быстренько, мальчики, быстренько!
Городецкий с Феликсом переглянулись — во старуха дает! С ней не соскучишься.
Посмеиваясь, придерживая Анну Никитичну под руки, они спустились вниз, сели за стол. Городецкий взял бокал в руки.
— Дорогие наши девушки, работницы, так сказать, искусства. Как приятно смотреть на ваши молодые прекрасные лица! Такие они одухотворенные, умные! Они приятны и там, на сцене, когда вы в образе, играете своих героинь, и здесь, в простой домашней обстановке, за этим чудесно сервированным столом. И сделали это ваши руки! Спасибо вам.
— Было бы из чего сервировать, — справедливо и грубовато вставила Анна Никитична. — Правда, девоньки? Тут нам без мужчин не обойтись.
— Да, мы хотим помочь нашей культуре и помогаем ей, — продолжал Городецкий. — Мы, бизнесмены, хорошо понимаем значение искусства. Без книг, кино, театра мы просто пропадем, превратимся в животных, жующих жвачку. Этого нельзя допустить, никак нельзя! Человечество, Россия в том числе, не могут пойти вспять, утратить цивилизацию. — Он театрально повел рукою. — Еда, питье — это, конечно, необходимые вещи, но главное — дух, душа человека, его нравственный, так сказать, облик. И вы, актеры люби-мейшего в городе театра, эту нравственность в нас, зрителях, постоянно воспитываете, несете в массы высокую культуру. Вы знаете, девочки, что я не раз бывал на ваших спектаклях, знаю ваши роли и ваших героинь. Я восхищаюсь вами. На сцене вы — богини! Поверьте в искренность моих слов, к которым присоединяется и мой друг Феликс Иванович. (Дерикот в это время мотал головой в знак согласия и всемерной поддержки оратора.) Вы умеете перевоплощаться, вы умеете быть разными — загадочными, строгими, веселыми, нежными, ласковыми, остроумными… — и потому всегда желанными!
— Их бы кормили получше… — снова подала голос Анна Никитична, несколько нарушая этой приземленной репликой общий приподнятый строй за столом. Тем не менее, актерки одобрительно защебетали, нетерпеливо поглядывая на яства — есть им всем хотелось ужасно. Да и стол просто ломился от еды. Да какой еды!
Городецкий невозмутимо продолжал:
— И вот мы с моим другом имеем сейчас возможность сказать вам то, что думаем. И наше присутствие здесь, и наше скромное угощение — разве это не есть доказательство заботы молодого российского бизнеса об искусстве, о вас, артистах?.. За вас, дорогие наши служители Мельпомены! За вашу любовь и преданность театру, за вашу неувядающую юность и счастливое будущее! Помните: мы вас всегда поддержим и всегда вам поможем. Так, Феликс Иванович? Что ты молчишь? Скажи пару слов.
— Ты все сказал, молодец. Что тут добавишь? Выпьем! — Феликс стал чокаться с девочками. — У тебя, Антон, талант оратора, ты хорошо умеешь говорить, я и не подозревал.