Он поговорил в таком духе минут пять, объяснял Татьяне прописные истины, которые она и сама знала. Да и с кандидатурами на сокращение была, разумеется, хорошо знакома, разделяла мнение Глухова: Бердникову не сократишь — у нее важный участок работы, большая семья, четверо детей. Не сократишь и Колесову — она сидит на «спецзаказе», там вообще прямая связь с министерством обороны. О Ясеневе тоже речь идти не может — он единственный в отделе инженер со специальным радиотехническим образованием, его в свое время брали в отдел именно из-за этого. Бабкина — специалист по литью под давлением, Метчен-ко — собаку съел на электронике, компьютерах, Сажин в любых технологиях с закрытыми глазами разбирается — как без него. Проскурин — специалист по механической обработке…
Да, она, Татьяна Морозова, тоже была хорошим специалистом, ее опыт и знания ценили. Но, наверное, в этой ситуации начальством учитывались и другие факторы, может быть, и политические. Осенью прошлого года, а если точно, то 7 ноября 1994-го, на центральной городской площади имени Ленина она, Морозова, вместе с другими демонстрантами участвовала в митинге протеста против нынешней экономической политики правительства. Профсоюзы вывели на митинг рабочих и инженеров многих промышленных предприятий, в том числе и военно-промышленного комплекса. Требования митингующих были просты: увеличить заработную плату, обеспечить рабочим и служащим человеческую жизнь. В выступлениях ораторов приводились цифры заработной платы, стоимости потребительской корзины, заработков предпринимателей и коммерсантов. Говорилось и о растущей безработице, о резком снижении жизненного уровня трудящихся, о тревожащем всех положении на юге России, в Чечне. Умирали неизвестно за что сыновья митингующих и на таджикско-афганской границе. Сама же Татьяна стояла в толпе митингующих с большим самодельным плакатом:
МАСЛО ВМЕСТО ПУШЕК!
Ее фотографировали, как. впрочем, и других митингующих, вездесущие журналисты. Мастерски сделанный снимок женщины с плакатом, на котором был изображен гранатометчик явно кавказской национальности, назавтра же появился в нескольких местных газетах. Показали Татьяну и по телевидению. Факт этот незамеченным на заводе не остался, наоборот. На проходной кто-то вывесил газету со снимком Морозовой, написал крупными буквами: «А ТЕБЯ РАЗВЕ НЕ НАШ ГРАНАТОМЕТ КОРМИТ?»
Газета висела на доске приказов, под стеклом, несколько дней, создавала, разумеется, нужное общественное мнение, действовала на психику многих людей. Татьяне даже звонили по внутреннему, заводскому телефону, говорили анонимно, что, мол, такие вот, как ты, и разрушают государство, его оборонную мощь… гнать таких надо с завода! А еще конструктор!
Начальство ничего напрямую не говорило, никуда Татьяну не вызывали (парткомов теперь не было), но вот тихо, внешне сочувственно, ласково заговорил с ней Глухов, подвел ее к мысли: больше, как ее, Морозову, сокращать некого.
— Это мне за митинг отомстили, да, Григорий Моисеевич? — наивно спросила она.
— Ну что ты, Таня?! — по-отечески пожурил ее Глухов, опустив, однако, глаза. — Как ты могла такое подумать? Ты же у нас на хорошем счету. Ведущий инженер, опытный работник… Что делать — сокращение. Сегодня ты, завтра — я. Ты же знаешь, оружия требуется меньше.
Татьяна молчала. Она понимала Глухова: человек он мягкий и всего лишь выполняет чью-то волю. Да, из отдела сокращали еще двух инженеров, но те были как раз пенсионного возраста, особенно не расстраивались.
— Таня, я все понимаю, — печально говорил Глухов. — У тебя беда за бедой, а тут я со своими разговорами. Ну давай вместе список посмотрим — кого я могу предложить на сокращение? Я ни на одного из вас не хотел бы руку поднимать. Но что делать?.. Слушай, может, ты на рабочее место пойдешь, а? В сорок восьмой цех — чистота, белые халаты, приличные заработки.
— Я подумаю, Григорий Моисеевич, — дрогнувшим и глубоко обиженным голосом сказала Татьяна, поднимаясь, и гладко выбритое лицо начальника КБ поплыло у нее перед глазами. Вот как ее отблагодарили за многолетний добросовестный труд! Вот как ценят ее заслуги перед заводом! Вот как принимают во внимание ее семейную беду! Господи, какое бессердечие, какая жестокость! И разве она, как женщина-мать, как гражданка, не права, призывая разоружаться, тратить деньги не на войну, а на другие, гуманитарные цели?! Да во всем мире женщины — и не только женщины — борются именно за это!..