Анна не нашла ничего лучше, кроме как обернуться с вежливой невозмутимой улыбкой.
— Девочки, привет!
И девочки, как по команде, прикусили раздвоенные язычки.
Анна сказала бы им что-нибудь еще, но телефон грянул вальсом Свиридова, и уж тут ей самой пришлось стыдливо вжать голову в плечи и торопливо отключить звук. На экране ритмично мигало одно-единственное слово: «Федор».
Снова шепот, извинения — и тернистый путь чужих коленей. Уже пошли читать пятиклассники, шестой вот-вот, а там и Маша… Не пропустить бы только!
— Да, — выдохнула Анна в трубку, аккуратно прикрыв дверь в актовый зал.
— Привет, дорогая, — Федин голос, как мед с сахаром, липко стекал из ушей за шиворот. И что Игорь в нем нашел? — Тебя уже можно поздравить?
— С чем? — Анна вздрогнула: неужели пропустила какой-то праздник? Да нет. Маша— апрельская, Сава — июньский, сама в январе…
— Ну как: у нотариуса была уже? Как там бумаги на наследство? Все готово или опять ждать?
— Ах, это… Да, все в порядке. Так себе повод для радости.
— Вот же я сволочь бестактная! — тут же горестно спохватился Федор. — У тебя муж… А я тут… Прости, ради Бога. Игорь… Он был прекрасным человеком…
— Вот только не начинай траурную речь!
— Да-да, прости. Слушай, нам бы поговорить…
— Конечно, только, — Анна покосилась на дверь актового зала. — Я тут занята слегка. Может, я заскочу в химчистку во второй половине дня?
— Отлично! Буду ждать.
Анна убрала телефон, предварительно отключив, расправила несуществующие складки — и, отбросив волнение, взялась за ручку двери, чтобы, наконец, послушать дочь. Однако стоило Анне заглянуть в зал, как дыхание перехватило от неожиданности: вместо конкурса чтецов там царил полнейший бедлам.
Глава 2
Родители толпились между рядами, загораживая обзор, участники конкурса пугливо жались к бархатному занавесу.
— Минуту ведь не было! — пробормотала Анна, вытягивая шею. — Что там стряслось?
Одна из женщин высокомерно обернулась и хмыкнула.
— Вы ведь мать Пачиной? Вот ваша дочь и…
— Маше плохо?!
Есть люди, которых страх парализует. У Анны же всегда в критических ситуациях в кровь поступала такая лошадиная доза адреналина, что прицепи сейчас кто-нибудь к этой хрупкой миловидной дамочке трос от КамАЗа, она бы и его уволокла на тяге материнской заботы. Одна только мысль о том, что с Машей может что-то случиться, заставила Анну решительно и молниеносно проскользнуть через толпу и выйти к сцене.
Кремовые ковры, на которые скидывались только год назад, напоминали поле боя после артобстрела. Усыпанные черной землей и осколками цветочных горшков, они образовали широкий круг отчуждения. В центре круга стояли два парня, у одного сочилась кровью губа, второй, запрокинув голову, удерживал в носу обрывок салфетки.
— Боже, что это? — Анна прижала пальцы к губам.
— А это, Анна Леонидовна, ваша Маша, — безжалостным приговором прозвучал голос завуча.
— Маша?.. Наталья Владимировна, да как же…
Маша нашлась: она стояла чуть поодаль, сцепив руки замком. Ни следа повреждения, ничего, что должно было насторожить. Косички, белый воротничок. Не девочка — картинка. От облегчения Анну прошиб холодный пот. Секунду назад материнский мозг рисовал ужасающие кадры падения Маши со сцены, обморока, разбитой головы. Но нет, вот же…
— Да-да, это все — ее рук дело, — с каким-то садистским злорадством подтвердила Наталья Владимировна.
— Не может быть… — Анна неверяще мотнула головой.
— Ко мне в кабинет. Сейчас же. И ты, Маша.
Родители расступились, как море перед Моисеем, и завуч решительно прошагала к выходу. Маша двинулась за ней по тропе позора, Анна замкнула процессию. Случись все это несколькими веками раньше, не обошлось бы без плевков, камней и тухлых яиц. Спасибо цивилизации — только взгляды и леденящий душу шепот. Наверное, именно так звучат посторонние голоса в головах шизофреников.
— Какая жестокость!
— Агрессивный ребенок!
— Это же детская комната полиции!
— Отчислить…
— Трудный подросток…
Анна старалась не смотреть по сторонам, только на дочь, идущую впереди. Только на новенькую жилетку, разодранную между лопатками. Господи, даже до конца дня не дожила!