Крестник Арамиса затрепетал от счастья.
— Но тогда, — сказал он, — как же вы считаете себя связанной с человеком, не имеющим на вас прав супруга?
— Не этим человеком я связана, а Богом, который слышал мою клятву.
— Бог освобождает от клятвы того, кто не накрепко связан на земле. Впрочем, — продолжал Элион, касаясь шпаги, — я знаю, как разрубить узел…
— Нет, нет! Только не это!.. Только не это!..
— А, так вы боитесь за графа!
— Я против любой схватки, когда человеческая жизнь в опасности.
— Тогда, значит, боитесь за его действия; опасаетесь, что если он узнает о моей любви к вам…
— Он знает… Я ему сказала… И если бы он в этом сомневался, я бы повторила ему свои слова…
— Тогда пойдемте со мной! Ведь он не может упрекнуть вас в измене… Скроемся в какой-нибудь незнакомой стране, где вы станете моей женой, а я вашим мужем…
— А мой отец?.. А король?.. А свет?..
— Вы непреклонны!
— Я страдаю не меньше, потому что тоже люблю вас. Но еще раз говорю, что не принадлежу больше себе. Надо ждать…
— Чего ждать?
— Ждать, когда я стану вдовой, — ответила молодая женщина спокойно.
Элион посмотрел на нее в изумлении.
— Насмехаетесь, — спросил он, — или говорите серьезно о такой ужасной вещи?
— Что же в этом ужасного? — покачала она головой. — Бог, который все делает разумно и во благо, не заставил бы меня стать супругой господина де Нанжи, чтобы этот союз длился долго.
— Но откуда эта убежденность? Почему вы так уверены?
— Потому что иначе случилось бы несчастье, чего я отнюдь не заслуживаю. Бог посылает нам испытания по двум причинам: во-первых, чтобы мы узнали себя и проверили прочность той связи, которая нас соединяет; и, во-вторых, чтобы вернуть нам счастье и заставить оценить его через сравнение…
— Черт возьми! Вы с ума меня сведете!.. Такая покорность судьбе, такое терпение!..
Вивиана коснулась пальцем его губ:
— Молчите!.. В те несколько мгновений, что нам осталось провести вместе, давайте не будем говорить о настоящем. Поговорим о прошлом, о будущем и подождем, мой друг. Господь великодушен, а мы заслуживаем счастья. Оно нам улыбнется.
Вечер наступил неожиданно. В пухе белых облаков зажглись звезды, стало прохладно, и у дороги шумели деревья.
Вивиана склонила голову, и довольно было легкого ветерка, чтобы ее нежные локоны коснулись губ барона, который не мог отвести глаз от своей возлюбленной.
Вдруг постоялый двор оживился — в окнах замелькали огни, послышались голоса.
— Это ищут меня, — сказала Вивиана. — Мне пора.
— А граф? — спросил крестник Арамиса.
— Граф сейчас у короля Филиппа. Мы встретимся с ним завтра в лагере генерала де Вандома.
Из гостиницы послышался голос:
— Сеньора, вы в саду?
— Я здесь, — ответила Вивиана.
Она вырвалась из рук господина де Жюссака и бросилась к дому.
Через несколько минут носилки отправились в Бриуэгу — зазвенели бубенцы мулов, захлопали бичами погонщики.
— Ну вот, — сказал себе лейтенант, — пора и мне отправляться искать Тресарди и моих гренадеров.
В это мгновение в сад вышли два человека. Оба были в облачении святых отцов — на них были подрясники из грубой шерсти с разрезами на бедрах, холщовые штаны, прямые мантии с накрахмаленными брыжами, ниспадавшими на грудь, а на головах — необъятные шляпы, такие, как у дона Базилио в комедии Бомарше, — головной убор, поистине сделавший знаменитым этого автора.
Крестник Арамиса вовсе не желал быть замеченным у Пабло Гинеса в то время, как он должен был входить в Гвадалахару со своим маленьким войском, поэтому он выскользнул из беседки и притаился за олеандрами, чтобы подождать, пока преподобные пройдут. Но те остановились совсем рядом.
— Итак, — произнес один из этих замечательных французов с явно германским акцентом, — вы уверены, что он приедет?
— Настолько уверен, — ответил другой, — насколько можно быть уверенным в слове, данном дворянином женщине.
Голос последнего показался барону знакомым.
— Он придет сюда завтра? — спрашивал первый падре.
— Да, ваше превосходительство, вечером.
— Один?
— Один и, вероятно, переодетый в кавалериста или драгуна.
Его превосходительство потер руки.
— Великолепно… Вот кампания и закончена… Благодаря вам, сударь, и вашей ловкости… Его императорское величество обязательно узнает, насколько хорошо вы и маркиза служите своему делу и как выполняете свой воинский долг.
— Мы надеемся на это, — ответил другой холодно. Немного помолчав, он спросил: — Ваше превосходительство, вы позаботились о том, чтобы принять все необходимые меры по поводу обоза с деньгами, который должен прибыть в Гвадалахару, как я сообщал?
— Будьте спокойны. Я послал за ним полковника Фалькенштейна во главе пятисот кавалеристов.
Элион почувствовал, как сердце екнуло у него в груди. Это тот самый обоз, который он должен сопровождать и защищать в случае нападения!
Нельзя терять ни минуты! Любой ценой он должен соединиться с горсткой людей, которым приказано оказать сопротивление эскадрону врагов и умереть, защищая сокровище, доверенное им, или отбить, если оно уже захвачено.
Пригибаясь и прячась за кустами, барон пробрался в дом.
— Лошадь, живо! — закричал Элион Пабло Гинесу, который, не изменяя своим привычками и на пользу гостинице, скручивал очередную сигарку, тонкую, как гитарная струна. Занимаясь этим важным делом, астуриец не заботился о том, чтобы положить в бумажку как можно больше табака.
— Сеньор, — ответил трактирщик важно, — конюшня здесь, налево. Там вы найдете своего коня.
Господин де Жюссак побежал в конюшню, вывел Ролана, вскочил в седло и помчался к Гвадалахаре.
Показалась луна. Одинокий всадник словно призрак скользил по бескрайней равнине. Только тяжелое дыхание взмыленного коня оглашало его путь. Из ноздрей в ночную свежесть вырывались широкие струи пара.
— Нужно доехать, и я доеду, — твердил молодой барон, вонзая багровые от крови шпоры в измученное тело Ролана.
Но вот Элион почувствовал головокружение. Точно сквозь сон он слышал выстрелы и взрывы, грохот и гул. Лошадь хрипела и изнемогала, несясь из последних сил.
Склонившись к шее животного, наш герой задыхался. Волосы его растрепались, шляпа уже давно была потеряна, и барон походил на фантастического всадника, летящего на какой-то шабаш.
У старого римского моста через Энарес лошадь споткнулась на все четыре ноги, и крестник Арамиса упал.
Оглушенный, он попытался подняться и вдруг увидел, что навстречу ему бегут гонимые страхом люди, растерянные, с искаженными лицами. Это были солдаты Королевского полка.
Элион попытался их остановить.
— Куда?.. Перед лицом врага!.. Перед лицом врага, несчастные!
Они не слышали и, казалось, не видели его. Барон выхватил шпагу из ножен.
— Назад!.. Трусы!.. Трусы!.. — И, схватив за воротник сержанта, прокричал: — Еще шаг, и ты погиб!
Тот смотрел на него, вытаращив глаза и ничего не понимая.
— А, это вы, лейтенант! — воскликнул беглец, опомнившись. И разозленный, добавил: — Надо было остаться с нами… Тогда бы вы бы знали, что мы сделали все возможное… Но их слишком много, этих разбойников!
Элион отпустил его.
— А деньги? — спросил он тревожно. — А капитан? А остаток полка?
— Деньги у германцев… Остаток полка перебит… А капитан, вон, видите его?
По мосту четыре гренадера несли кого-то на скрещенных ружьях.
Господин де Жюссак бросился туда.
— Тресарди! Капитан! Друг мой!.. — он не мог говорить и упал на колени перед старым офицером.
Тот с усилием приподнялся и грустно улыбнулся.
— Я знал, барон, что вы вернетесь, — прошептал он. — К несчастью, слишком поздно. Обозы уже были в руках врага, когда мы вошли в город… Один против десяти… — Он показал на свою окровавленную грудь. — А у меня две пули внутри…