Закончив с перевязкой раны и отдав Джереми распоряжения на случай, если герцог проснется. Бартоломью собрался уходить. Айвена и Корнелиса он почти сразу отправил обратно в Часовую башню, опасаясь, как бы Корнелис не выдал себя, видя горе Джереми. И убедившись, что герцогу Берштейну теперь ничего не угрожает, Барти заявил графине Роддерик, что кому-то следует сообщить королю о несчастном случае, прозошедшем с его первым министром. И лучше всего, если этим кем-то будет он, Бартоломью Форбенкс.
Эвелина согласно кивнула, не особо вдумываясь в слова Барти. Она не сводила глаз с бескровного лица Эрнеста и продолжала терзать себя горькими мыслями. Бартоломью только вздохнул, увидев, что лицо Эвелины, почти такое же бледное, как у раненого герцога.
— Графиня, Вы помните, что скоро Лунный Бал и Вам пора уже готовиться в нему? — строго спросил Эвелину маг. Графиня Роддерик только махнула рукой, показывая, что ее не интересуют развлечения, пока Эрнест не пришел в себя. Но Барти так просто не отступил. Он подошел ближе и заставил Эвелину поднять голову и взглянуть на него. А потом сказал ей очень просто и веско:
— Эвелина, герцог всегда ставил долг выше личных чувств, выше собственной боли. И если Вы покинете его сейчас ради того, чтобы выполнить свои обязанности первой фрейлины, он не осудит Вас. Но если Вы останетесь…
— Я понимаю, Барти, понимаю, — глотая слезы, ответила графиня, — я обязательно пойду, но дайте мне побыть рядом с ним еще немного.
Бартоломью тяжко вздохнул, но настаивать не стал. Он подошел к Джереми, расстроенному не меньше Эвелины, заставил его выпить свою фирменную успокоительную настойку и взял слово, что дворецкий выпроводит графиню не позже, чем через час. А до того, как она уйдет — даст и ей той же настойки, отвратительно противной на вкус, но очень действенной, особенно, когда важно оставаться бодрым долгое время.
Дворецкий обещал, и маг, несколько успокоенный его уверениями, наконец, удалился. Эвелина все еще сидела рядом с герцогом, держа его за руку, и не сводила глаз с его лица, когда к ней подошел Джереми.
— Как бы он порадовался, сударыня, что Вы сейчас сидите рядом и так переживаете за него. — мягко сказал дворецкий, с любовью глядя на графиню Роддерик и своего хозяина. — Уж как он хотел, чтобы все у вас хорошо было, чтобы Вы по-доброму на него глядели!
— Хотел? Ты не ошибаешься, Джереми? — Эвелина была почти уверена, что старик просто утешает ее. Но слуга закивал головой и продолжил:
— А как же, сударыня! Ведь он давно Вас любит, еще с тех пор, как муж Ваш покойный, граф Роддерик, впервые Вас познакомил! Уж как он тогда сокрушался, что поздно встретил Вас, а как только встретил — сразу же и потерял!
Эвелина слушала старика и удивлялась все больше и больше. Ей открывался такой Эрнест, о котором графиня никогда не подозревала. А воодушевленый ее вниманием Джереми рассказывал, как переживал герцог их размолвки, как все время мечтал помириться с ней.
— А когда вы вместе стали просителей принимать, уж
такой счастливый он ходил, такой радостный! И ужин этот придумал, что в последний день приема устроил, и цветы сам в оранжерее оборвал — ровно, как в молодость вернулся! А потом, в ту ночь, после ужина вашего, совсем расстроенный пришел, и букет принес обратно. Вот они, цветочки, до сих пор стоят. Герцог их своей магией сохранил, они и красуются, словно только сорвали.
Старик показал в сторону, и Эвелина увидела на комоде, рядом с кроватью, вазу с фиалками, оставленными в библиотеке…
А Джереми, воодушевленный вниманием графини, продолжал рассказывать. Эвелина утирала подступающие слезы и, затаив дыхание, слушала, как радовался Эрнест тому, что на Бал она наденет не черное платье. Как хотел узнать, какой цвет она выберет.
— Он ведь костюм под Ваше платье готовил, чтобы вместе, парой смотреться. А уж когда госпожа Терн, то есть леди Эмеринг, сообщила ему, что Вы из "белого золота" платье будете шить…
— Олли Терн сообщила Эрнесту, какой материал я выбрала для платья? — изумлению Эвелины не было границ. А Джереми всплеснул руками, поражаясь ее неведению, и воскликнул:
— Олли ему сообщила, госпожа графиня, иначе откуда бы емй знать?! Сама Олли-то давно с герцогом знакома, и про Вас ей известно, и про то, как он мечтал, чтобы Вы на Лунном Балу в платье из "белого золота" показались!
Эвелина слушала и поражалась женской хитрости леди Эмеринг, заставившей ее выбрать именно "белое золото" для бального платья.
— А когда господину известно стало, что Вы как раз такое платье и решили заказать, как же он обрадовался! Сразу нарочного к купцу отправил, что он сам все заплатит, чтобы с Вас ни копейки не взяли!