До него донесся голос крестного:
— Человек за бортом! Жан-Люк! Мальчишка нахлебался воды!
После этого Стюарт отключился, и через несколько мгновений он уже лежал на животе на белой подушке, а Жан-Люк стучал ему по спине.
Потом все называли его героем. Когда узнали, что Стюарт так и не смог забраться в колесо и лодка тронулась до того, как он был готов, Маркус сказал:
— Ты крепкий парень. Мы протащили тебя вокруг всего залива.
Джеми признался:
— Я тоже не отказался бы прокатиться так. Катание на водных лыжах без лыж.
Мэри единственная догадалась извиниться:
— Прости, что мы не заметили тебя. Но ты плыл на последнем колесе…
Только Чарли, казалось, был недоволен.
После первого дня каникул интерес Маркуса к детям заметно ослаб, оставшиеся дни он едва разговаривал с ними. Большую часть времени он проводил за переговорами с Диком Матиасом и мужчинами в деловых костюмах. Иногда их приводили на детскую половину веранды познакомиться, но чаще всего сразу же после переговоров они отправлялись в аэропорт. Во время этих напряженных деловых встреч Клеменс кочевала между двумя концами террасы, иногда с нескрываемой скукой наблюдая, как дети играют в шашки и шахматы. Как бы то ни было, она редко показывалась раньше полудня.
Днем Стюарт постоянно чувствовал себя напряженно, но главные его неприятности начинались, когда всех укладывали спать, — Чарли не упускал случая подразнить или поиздеваться над ним. «Давай, Стюарт, — говорил он, бросив свои брюки и носки на пол. — иди сюда и прибери это. Если твоя мать уборщица, то и ты должен убирать за нами».
Или крал ремень Стюарта и крутил им над головой, почти задевая тяжелой металлической пряжкой нос несчастного хозяина.
Однажды вечером, спустя довольно продолжительное время после того, как их уложили спать, Чарли высунулся в окно, открыл ставни и выбросил рубашку Стюарта на улицу.
— Кто, черт побери, сделал это? — раздался грозный голос Маркуса. — Что там у вас происходит?
Никто не нашелся, что ответить. Затем Чарли крикнул:
— Это Стюарт зачем-то выбросил в окно свою рубашку.
— Что ж, тогда он должен спуститься сюда и забрать ее.
Напуганный Стюарт спустился в сад в пижаме. Маркус, Клеменс, Дик Матиас и еще несколько взрослых сидели и ужинали под соснами. Ночной сад наполнял запах олеандра. На столе горели свечки. Школьная рубашка Стюарта лежала на каменной террасе.
— Ты чего это валяешь дурака? — грозно спросил Маркус.
— Мне очень жаль, — сказал Стюарт, он поднял рубашку и снова повернулся к столу. — Она случайно вылетела в окно.
Услышав это, Маркус разразился смехом:
— Случайно вылетела в окно! Очень правдоподобно. Дай-ка я угадаю: скорее всего, ей в этом помог кто-то из твоих соседей, так? Ты любишь бри? Возьми кусочек себе в постель и хлеба прихвати. И если бы я был на твоем месте, то не стал бы делиться с другими. Преподай им урок.
В их последний вечер во Франции, после того как все бизнесмены уехали на такси в Ниццу, радостный Маркус вошел в беседку и произнес:
— Дело сделано! Ваш крестный отец только что заработал состояние. Это нужно отметить.
Он носился по террасе, переполняемый радостным возбуждением.
Служанок отправили за шампанским и восемью золотыми бокалами. Всем, включая и детей, налили шампанское, и Маркус произнес тост:
— За будущее и за моих шестерых крестных детей! — Поняв, что забыл о своей подружке, он добавил: — И конечно, за прекрасную Клеменс.
Сэффрон спросила:
— Крестный Маркус, вы сейчас действительно заработали состояние?
— Да, небольшое такое состояньице, — рассмеялся он в ответ. — Я только что купил завод. Не думаю, что люди, которые мне его продали, догадываются, что именно я у них купил и что с этим заводом можно сделать.
— А сколько это — состояние? Это больше тысячи фунтов? — снова спросила Сэффрон.
Вмешалась Абигейль:
— Капитал — это больше миллиона долларов. Хотя мой папа говорит, что теперь миллион долларов — это уже не то, что раньше.
— В этом-то и заключается великая загадка материального богатства, — сказал Маркус. — Именно поэтому так прекрасно быть богатым. Невозможно сказать, что такое состояние. Каждый вкладывает в это слово свой смысл.
— Если бы у меня был капитал, — сказал Джеми, — то я купил бы себе такой же катер и поплыл бы на нем в Австралию или еще куда-нибудь.
— А как насчет тебя, Стюарт? Не думаю, что ты тоже захотел бы купить себе такую же посудину после нашего последнего плавания.