— Чанья?
Она опустила ресницы.
— Решила сделать тебе сюрприз.
Моя жена ждала приглашающей улыбки, и я ее не обманул. Теперь Чанья приняла смиренное выражение женщины, у которой в этом доме больше нет никаких прав, и в то же время пользовалась своими правами, чтобы тайком выискивать признаки присутствия другой женщины. Дом она уже, конечно, обыскала и сделала вывод, что здесь соперницы нет, поэтому все внимание сосредоточила на мне.
— Я тебе не помешала? — Тон был слегка жалкий.
— Нет, — ответил я. — Нисколько.
— Извини, Сончай. Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя одного в горе. Ты сильнее меня. Принял горе без обезболивающих. Не как я. Мне, чтобы поддержать себя, требовался монастырь, монахини, трудности, подъем в четыре утра и бесконечные фотографии мертвецов. Но все это время я думала о тебе. Меня поражало, что я люблю тебя больше, чем Будду. Даже выводило из себя.
Хотя голова Чаньи была обрита, она надела не монашеское одеяние, а майку и джинсы. И когда сняла майку и бюстгальтер, я увидел, насколько жена похудела, как съежились ее груди — так тяжело далась ей смерть Пичая.
— Не без обезболивающего, — поправил я Чанью, проглотив застрявший в горле ком. — С тех пор как ты меня покинула, я постоянно под кайфом.
— Сончай, мы еще слишком молоды, чтобы махнуть рукой на жизнь. Давай попытаемся еще раз.
Если ты, фаранг, когда-нибудь окажешься в подобной непростой ситуации, могу дать тебе совет: вспомни об учении буддизма, которое в большинстве случаев рекомендует идти по пути наименьшего сопротивления.
— Хорошо, — ответил я. И, раздеваясь, добавил: — Кстати, я купил «тойоту».
Глава 51
На следующий день мне позвонила Тара. Думаешь, дело в чтении мыслей на расстоянии, синхронности нашего мышления или волшебстве? Вот и я так не думаю. Видимо, Тиецин велел ей связаться со мной. Мы с Чаньей еще лежали в постели, и мне пришлось воспользоваться неприятной английской фразой: «Извини, я не могу сейчас разговаривать». А затем добавить тоном, не предвещающим ничего хорошего: «Перезвоню позднее».
Чанья приподнялась на локте, полная подозрений, погладила меня по лицу, лизнула в ухо и промурлыкала:
— Кто это был, тилак? Можешь мне сказать, ты же знаешь, какой я чувствую себя виноватой. В этом безмятежном состоянии духа, которому меня научили монахини, я способна простить все, что угодно. Кто это был?
Как тут было поступить иначе и не сыграть роль, предписываемую священным законом? Да, я рассказал жене о Таре. Да, подробно описал, каким в то время был несчастным и отчаявшимся. Но ни словом не обмолвился, что до сих пор очарован тибетской дакини. Говорил о Таре только как об опытной женщине в постели. И признавался себе, что моя исповедь — прекрасный образец заурядного лицемерия. Бритоголовая Чанья легла на спину — женские черепа намного изящнее мужских — и минут пять лежала, не говоря ни слова. А я смотрел на ее измученное голодом тело, следил, как колышется ее живот и вздымаются и опускаются ее теперь такие маленькие груди.
— Ты все еще ее любишь?
— Разумеется, нет.
— Для копа ты совсем негодный враль. — Чанья окинула взглядом свое тело. — Видишь, я держу себя в руках. — Она почти радовалась доказательству своего духовного прогресса. — Удушающая ревность — это темное чувство, словно соя, которую передержали в закваске. Я от него свободна. Удивительно. Спасибо тебе, Сончай.
— Ты уверена? Бывало, ты…
Ничто не предвещало этого всплеска: хрупкое тело Чаньи молниеносно взвилось, и — бам! — она со всего размаху залепила мне по правой щеке.
— Зачем ты это сделала?
— Чтобы легче было простить. Извини, тебе больно?
Врезала она мне очень даже прилично. Я все еще потирал щеку, когда снова позвонила Тара.
— Прошу прощения, детектив. У меня нет денег. Мне надо с тобой поговорить. Перезвони.
Лицо Чаньи напряглось.
— Перезвони ей.
— Не буду.
— Нет, будешь.
— Что я скажу?
— Скажешь: ко мне вернулась жена, а с тобой, куколка, у меня все кончено.
Я нашел номер в памяти телефона и позвонил Таре.
— Слушай, Тара, мне надо тебе кое-что сказать. Вчера вечером возвратилась жена, и мы решили попробовать все сначала. Сейчас мы в постели. Прости.
Последовала пауза.
— Тебе не за что просить прощения. Поздравляю. Я хочу поговорить с ней.
Я отнял аппарат от губ и мимикой дал понять Чанье, что Тара хочет поговорить с ней. Жена так же мимикой ответила: «Очень мне надо разговаривать с твоей гималайской шлюшонкой». Я пожал плечами.