«Задавать вопросы вам?» — хотел переспросить я, но слова застряли у меня в горле.
Мы спустились по лестнице и повернули направо, к огромной ступе. Но там никого не оказалось. Я задохнулся от удивления.
Глава 8
В телепатии нет ничего волшебного, она всего лишь одна из способностей наших предков, которые развили ее до определенных пределов и лишь потом бросили ради более надежных способов общения, например автоответчика. Во мне эта способность сохранилась в самой атрофированной форме. Мы с Чаньей оказались спонтанными телепатами и, если дело касалось незначительных, несущественных тем, могли читать мысли друг друга. Ни с чем подобным я раньше не сталкивался.
Ступа почернела. Глаза стали насыщенно, почти неистово багряными. Со шпиля била неестественно яркая, злая молния. Кругом царила ночь; на востоке небосклона висела раздувшаяся полная луна. И что удивительнее всего — ничего не происходило, я не заметил никакого движения. Это была воображаемая картина, сокровенный снимок, который Тиецин посредством телепатии передал мне. Когда прошло первое удивление, мне открылся более глубокий и беспокоящий смысл увиденного; так Тиецин представлял буддизм, мир, жизнь. Можно сказать, он показал мне изображение своей души.
Наваждение рассеялось: снова появилось солнце, ступа стала кристально белой, ее опять окружали паломники в бордовых монашеских одеждах и туристы в шортах и сандалиях. Вернулись на место яркие сувенирные лавки, а Тиецин смотрел на меня с любопытством.
— Ну так как, будут вопросы? — спросил он подчеркнуто любезно. — Давайте пройдемся. Будем вести себя как шпионы в фильмах времен «холодной войны»: обсудим наши дела на открытом воздухе, где нет микрофонов, и сразу будет видно, если за нами следят.
Я шел следом, бросая на него растерянные взгляды.
— Если не трудно, скажите, как вы это проделываете. Простите, конечно, но на мгновение вы завладели всем моим умом.
Тиецин пожал плечами.
— Всему виной мой учитель медитации. До того как снять облачение монаха, я проявил себя блестящим учеником. Он мне показывал такое… Этим не стоило делиться с подростком. Я по сей день не знаю, то ли он считал, что я заслуживаю раннего посвящения в тайну, поскольку мне предстоит стать ламой, то ли предвидел вторжение китайцев и понимал, что для действий с оглядкой времени не осталось. А может, он плевать хотел, кому из подопечных суждено стать лучшим. Какова бы ни была причина, у него не оставалось выбора, кроме как рискнуть здоровьем моего рассудка. — Тиецин покосился на меня. — Ничто не бывает таким простым, как на первый взгляд кажется. Пойдемте предадимся благим делам.
Я следовал за ним, а он, хромая, шел вокруг ступы и вращал молитвенные колеса. У него была особенная техника, профессиональное обращение с медью. Я оказался не таким опытным. После первых девяти колес он сказал:
— Кто зол и несет в себе ненависть, кто лицемерен и дурен, кто предан ложному мнению, кто склонен ко лживости — в нем ты признай презренного.
Я пытался вспомнить, где слышал это раньше. Неужели Васала сутта? Я ответил:
— Кто в этом мире вредит живым существам, один раз или дважды рожденным, в ком нет к ним сострадания…
— Кто осаждает города и поселки, кто разрушает их, в ком все видят врага и боятся его…
— Кто крадет чужое добро, будь то в лесу или в селении, кто завладевает тем, что не дано ему…
— Кто, будучи должен, уклоняется от уплаты, когда наступает срок, говоря: «Я вовсе и не должен тебе»…
— Кто в похвальбе своим удальством убивает человека, мирно идущего своею дорогой…
— Кто, как свидетель, будучи спрошен, лжет ради своей выгоды, или ради выгоды другого, или подкупа…
— Кто увлекает жен друзей или близких, и они охотой или неволей идут к нему…
— Кто, будучи богат, не поддерживает ни отца, ни мать, постаревших, потерявших былые силы…
— Кто оскорбляет мать, отца или брата, сестру или свекровь, кто поносит их…
— Кто, просимый научить доброму, поучает дурному, кто советует другим лживость и изворотливость…