— Ладно, еще познакомишься, — сказал Майкл.
Когда Джонни допел вторую песню и вместе с доном Корлеоне скрылся в доме, Кей не без язвительности спросила Майкла:
— Неужто и у Джонни Фонтейна есть какая-то просьба к твоему отцу?
— Он крестный сын моего отца, — ответил Майкл. — И как знать, может быть, именно потому так высоко вознесся.
Кей Адамс рассмеялась от восторга:
— Очевидно, за этим кроется еще одна поразительная история?!
Майкл мотнул головой:
— Эта история не для посторонних ушей.
— О, Майкл, я не из болтливых. Доверься мне.
Он рассказал ей, хотя вовсе не считал эту историю ни забавной, ни заслуживающей гордости. Рассказал, ничего не комментируя, что лет восемь назад дон был более самолюбив, и все, что как-то касалось крестника, воспринималось им делом чести. А Джонни Фонтейн тогда добился первого шумного успеха, выступая с популярным оркестром. Его пригласили на радио, и Лесс Геллей — личность в музыкальных кругах широко известная — подписал с Джонни пятилетний контракт. Контракт был кабальный, со всеми начинающими так поступают обычно: Лесс Геллей прикарманивал львиную долю прибыли, эксплуатируя Джонни. Но тут в переговоры вступил сам Крестный отец. Он предложил Геллею за двадцать тысяч долларов расторгнуть контракт. Тот в ответ согласился увеличить долю Джонни до пятидесяти процентов. Дон Корлеоне заинтересовался и сбавил предложенную сумму до десяти тысяч долларов. Руководитель оркестра, не привычный к такого рода сделкам, гордо отказался от предложения. Но на следующий день переговоры продолжились, теперь уже в присутствии Дженко Аббандандо и Люки Брази. В результате Лесс Геллей подписал документ, в котором полностью отказывался от всяких прав на заработки Джонни Фонтейна, получив возмещение за это в размере всего лишь десяти тысяч долларов. У дона Корлеоне оказались очень веские аргументы — пистолет, прижатый к виску, и обещание, что на документе будет либо подпись, либо мозги мистера Геллея.
Все остальное общеизвестно — Джонни Фонтейн стал вскоре величайшей сенсацией Америки. Две музыкальные картины с его участием принесли Голливуду неслыханные доходы. Пластинки с его песнями шли нарасхват и составили ему славу и состояние. Потом он развелся с женой, которую любил с детских лет, и оставил ее с двумя дочерьми, чтобы жениться на самой ослепительной блондинке Голливуда. Дальше все пошло под откос. Кинозвезда оказалась не женой, а публичной девкой, он начал пить и спускать деньги в игорных домах, остался почти без голоса. Пластинки расходились все хуже, студия не возобновила контракта. Настал час, когда пришлось вернуться к Крестному отцу.
— А ты уверен, что не ревнуешь своего отца? — спросила Кей задумчиво. — Судя по тому, что ты мне рассказал, он все время помогает людям. Для этого должно быть щедрое сердце, — она слабо улыбнулась. — Хотя, конечно, методы он выбирает своеобразные.
Майкл вздохнул.
— Со стороны виднее. Только вот в чем фокус: он делает добро про запас. Слышала, наверное, как полярные исследователи оставляют по дороге небольшие запасы провианта на всякий случай? Отец действует примерно по такому же принципу. Настанет день, когда он постучится в дверь своего должника, и им же легче, если они сразу пойдут ему навстречу.
К моменту, когда вынесли свадебный пирог, наступили сумерки. Пирог, испеченный собственноручно самим Назорини, был встречен восторженными криками. Он и впрямь представлял собой произведение кулинарного искусства, был так аппетитно украшен шоколадными раковинами с кремом, что новобрачная, прежде чем пуститься в свадебное путешествие со своим молодым супругом, жадно выхватила несколько штук и проглотила.
Дон учтиво выпроводил гостей, незаметно поторапливая их отъезд.
Черного «седана» с ребятами из ФБР на горизонте уже не было.
Наконец перед домом остался последний автомобиль, большой «кадиллак», за рулем которого сидел Фредо. Дон вышел из здания быстрой упругой походкой и сел на переднее сиденье. Санни, Майкл и Джонни Фонтейн поместились сзади. Дон через плечо уточнил у Майкла:
— А твоя девушка? Она сама доберется до города или о ней позаботятся?
— Том сказал, что доставит ее.
Дон удовлетворенно кивнул. Хейген предусмотрителен, как всегда.
Хотя война кончилась, талоны на бензин еще не отменили, и по всей Белт Паркэй вплоть до Манхеттена движения почти не было. Менее чем через час «кадиллак» въехал в переулок, где помещалась Французская больница. Дорогой дон расспрашивал младшего сына о его университетских занятиях. Майкл считал, что нет проблем, все в норме.