Кроме того, в ряде случаев советнику приходилось официально представлять Семью, выступать от имени дона. Он, как подсказывало само звание, был советником, правой рукой, мозговым центром Семьи. Поэтому предполагалось, что это самый верный друг и первый компаньон дона. Во время дальних поездок он сам садился за руль, на совещаниях брал на себя заботу о напитках, кофе, закуске и свежих сигарах для дона. Это был единственный человек на свете, которому по силам было бы свергнуть Хозяина, но ни один советник на свете никогда не предавал своего дона, во всяком случае, на памяти многих сицилийских поколений. Любой советник хорошо знал, что будет богат и уважаем, если сохранит верность своему дону. А случись с ним неприятность, о его детях и жене позаботятся по самому высокому счету.
Случались дела и более открытые, которыми советник занимался, чтобы не раскрываться самому дону. Как раз по одному из таких дел Хейген и летел сейчас в Калифорнию. Он отдавал себе отчет, что его дальнейшее положение в роли советника во многом зависит от успеха или провала нынешнего поручения. В принципе для Семьи не имело особого значения, получит Джонни Фонтейн вожделенную роль или нет. Куда серьезнее и значимее была предстоящая в следующую пятницу встреча с Виргилием Солоццо. Но Хейген понимал, что для дона оба дела одинаково важны, а всякий настоящий советник руководствовался прежде всего интересами дона.
От самолетной качки и внутреннего напряжения Хейгену стало не по себе, и чтобы успокоить нервы, он спросил у стюардессы рюмку мартини.
Перед отъездом дон вместе с Джонни подробно обрисовали ему клиента, и то, что представлял из себя, по словам Джонни, Джек Уолес, не внушало радужных надежд. Между тем обещание, которое дон дал Джонни Фонтейну, должно быть выполнено, в этом не может быть никаких сомнений. Так что Хейгену надо было постараться войти в контакт с Уолесом и приступить к переговорам.
Откинув спинку самолетного кресла и вытянувшись, Хейген попытался сосредоточиться. Джек Уолес входил в число самых крупных продюсеров Голливуда, владел студией, с ним заключали контракты десятки известнейших кинозвезд. Как член консультационного совета по военной информации при президенте США, занимался созданием пропагандистских фильмов, или, иначе говоря, фильмов, прославляющих вооруженные силы. По чину ему доводилось бывать на обедах в Белом доме и принимать у себя в Голливуде Эдгара Гувера. Но дело было, конечно, не в этом, да и столь ли глубоки связи Джека Уолеса с верхами, если копнуть? Вряд ли он имел личное влияние в официальных политических кругах, хотя бы потому, что исповедывал крайне реакционные убеждения и к тому же обожал рекламировать собственную персону. А это, как известно, простейший способ приобретать себе врагов.
Хейген вздохнул про себя. Едва ли удастся найти общий язык с Джеком Уолесом. Он открыл портфель и хотел было заняться текущими делами, но почувствовал, что слишком устал. Нет, надо хоть ненадолго отвлечься. Том взял еще один мартини и стал предаваться размышлениям о собственной жизни. Сомнений в выборе пути он не испытывал, напротив, считал, что судьба благосклонна к нему. Чем бы он ни руководствовался десять лет назад, выбирая дорогу в жизни, выбор оказался удачным. Он преуспевал, он был счастлив настолько, насколько это реально для взрослого разумного человека, и жилось ему интересно.
Внешность у Тома была вполне заурядная для высокого сухощавого мужчины тридцати пяти лет от роду. Будучи юристом по образованию, своей основной профессией занимался очень редко, поскольку содержание его работы в семействе Корлеоне очень мало было связано с ввозом оливкового масла. Впрочем, три года юридической практики сразу после получения диплома он имел и законодательства знал в совершенстве.
С Санни Корлеоне Том Хейген сдружился, когда им обоим было по одиннадцать лет. Мать Тома к этому времени уже умерла, а еще раньше — ослепла. Отец, большой любитель выпить, после смерти матери спился окончательно. Всю жизнь он плотничал, трудно и честно работал и никогда не совершил ничего дурного. Но пьянство сгубило семью, а затем и его самого.