Дон, однако, ничего на этот счет не сказал, а только спросил:
– Когда моя дочь с женихом покинут гостей?
Хейген бросил взгляд на часы.
– Через несколько минут подадут торт – значит, еще полчаса. – Он вспомнил кое-что еще. – Какое дело мы поручим вашему зятю? Что-то важное, в кругу Семьи?
– Ни в коем случае! – с внезапной злобой ответил дон и ударил ладонью по столу. – Найди ему место, где он сможет хорошо зарабатывать, но к делам Семьи и близко не подпускай. Обязательно передай это остальным: Санни, Фредо, Клеменце. – Дон помолчал. – Иди и сообщи моим сыновьям, всем троим, что они едут со мной в больницу проститься с Дженко. Я хочу, чтобы они воздали ему последние почести. Пусть Фредди возьмет большую машину. И предложи Джонни присоединиться; скажи, что это меня обяжет. – Он увидел в глазах Хейгена вопрос. – Так как тебе нужно срочно лететь в Калифорнию, ты повидаться с Дженко не успеваешь. Однако не уезжай, пока я не вернусь и не переговорю с тобой. Понял?
– Понял. К какому времени Фреду подготовить машину?
– Когда гости разойдутся, – сказал дон Корлеоне. – Дженко подождет.
– Звонил сенатор, приносил извинения, что не может приехать лично, однако сказал, что вы поймете. Видимо, имел в виду тех фэбээровцев, что записывали номера автомобилей. Впрочем, он прислал подарок с курьером.
Не считая нужным говорить, что это он сам предупредил сенатора, дон просто кивнул.
– И что подарок, хорош?
Хейген изобразил уважительное одобрение: на его германо-ирландском лице типично итальянское выражение смотрелось странно.
– Старинное серебро, очень дорогое. Молодые смогут выручить за него не меньше тысячи. Сенатор, видно, долго выбирал именно то, что нужно. Для таких людей суть подарка куда важнее его стоимости.
Дон Корлеоне слушал, не скрывая удовольствия. Как и Лука Брази, сенатор служил одним из столпов, на которых держалась власть дона, и подарком он вновь подтвердил свое уважение и верность.
Кей Адамс узнала Джонни Фонтейна, едва тот появился в саду.
– Ты не говорил, что Джонни Фонтейн – друг вашей семьи, – ошарашенно произнесла она. – Теперь я точно выйду за тебя.
– Хочешь, познакомлю? – спросил Майкл.
– Не сейчас. Я вздыхала по нему три года. Приезжала в Нью-Йорк каждый раз, когда он выступал в «Кэпитоле»[11], и подпевала до хрипоты. Он был великолепен.
– Хорошо, после познакомитесь.
Когда Джонни допел и скрылся в доме с доном Корлеоне, Кей шутливо заметила:
– Только не говори, что такая знаменитость, как Джонни Фонтейн, обращается за помощью к твоему отцу!
– Джонни – его крестник. И если б не мой отец, он, вероятно, не стал бы таким знаменитым.
Кей Адамс восхищенно засмеялась:
– Похоже на еще одну занимательную историю…
– Боюсь, я не могу ее рассказать, – Майкл покачал головой.
– Ну пожалуйста!
И он рассказал – без шуток, без приукрашиваний и без лишних подробностей. Пояснил только, что восемь лет назад отец вел себя куда резче, к тому же заступиться за крестника было для него делом чести.
Сама история была короткой. Восемь лет назад Джонни Фонтейн начал выступать с популярным танцевальным ансамблем, его заметили, и он стал главной звездой на радио. К несчастью, руководитель ансамбля, знаменитый импресарио по имени Лес Хэлли подписал с Джонни личный контракт на пять лет – обычная практика в шоу-бизнесе. Это означало, что Лес Хэлли может полностью распоряжаться талантом Джонни и делать на нем деньги.
Дон Корлеоне взялся решить проблему сам. Он предложил Лесу Хэлли двадцать тысяч долларов отступных. Тот предложил делить выручку с Джонни пополам. Дон Корлеоне встретил контрпредложение с улыбкой и снизил сумму до десяти тысяч. Импресарио, очевидно, никогда не имевший дел ни с кем за пределами своей любимой эстрады, не понял, к чему все идет, и отказался.
На следующий день дон Корлеоне пришел к нему в сопровождении двух ближайших товарищей: консильери Дженко Аббандандо и Луки Брази. Других свидетелей не было. Дон убедил Леса Хэлли подписать бумагу, по которой импресарио получает чек на десять тысяч долларов и освобождает Джонни Фонтейна от всех контрактных обязательств. В качестве основного довода дон приставил пистолет ко лбу импресарио и со всей серьезностью уверил, что через минуту расписку украсит либо его подпись, либо его мозги. Лес Хэлли подписал. Дон Корлеоне убрал пистолет и вручил импресарио акцептованный чек.