– Божечки, – хихикая, рассказывала Сандра, – клянусь, когда я впервые увидела хозяйство Санни и поняла, что оно сейчас окажется во мне, то заорала: «Караул! Убивают!» Целый год после свадьбы у меня внутри все напоминало кашу из разваренных макарон. Узнав, что муж обхаживает других девушек, я первым делом пошла в церковь и поставила свечку.
Все засмеялись, а Люси ощутила приятный зуд между ног.
Вот и теперь ее переполняло желание. Санни схватил девушку за руку, повлек за собой по коридору и затащил в пустую спальню. Как только дверь за ними закрылась, Люси почувствовала, как слабеют ее ноги. Санни впился в нее горькими от жженого табака губами. Она открыла рот, впуская внутрь его язык. Зашуршало платье, и большие теплые пальцы стянули с Люси атласные трусики и принялись ласкать ей промежность. Люси обхватила Санни за шею и прижала к себе, пока он свободной рукой расстегивал брюки. Затем подхватил ее под голые ягодицы и оторвал от пола, а Люси скрестила ноги у него на бедрах. Его язык снова оказался у нее во рту, и Люси принялась жадно его посасывать. Резким движением Санни прижал ее к двери, да так, что Люси больно ударилась затылком. В живот ей уперлось что-то большое и горячее. Чувствуя, что орудие нуждается в направлении, девушка опустила правую руку. Налитая кровью мышца едва помещалась в ладони и пульсировала, будто зверек. Чуть не плача от предвкушения, Люси погрузила наконечник во влажное, трепещущее лоно. Санни вошел, и она едва не задохнулась от пронзившего тело наслаждения, а ноги сами собой взметнулись вверх. Словно колчан, она принимала в себя стрелу за стрелой. С каждым молниеносно-раздирающим ударом ее поясница выгибалась все сильнее, пока впервые в жизни Люси не достигла сокрушительной кульминации. Зверек внутри обмяк, а по бедрам потекло густое семя. Разжав ноги, она медленно опустила их на пол.
Люси и Санни стояли, привалившись друг к другу, и тяжело дышали. Не сразу, но они услышали осторожный стук в дверь. Санни поспешно застегнул брюки, придерживая дверь, чтобы стучавший не вошел. Люси принялась одергивать платье, при этом кося глазами в сторону, однако орудие, которое доставило ей столь непередаваемое наслаждение, уже скрылось за черной тканью. Из-за двери послышался тихий голос Тома Хейгена:
– Санни, ты здесь?
Тот облегченно вздохнул и подмигнул Люси.
– Да, Том. Что такое?
– Дон ждет тебя в кабинете, – так же тихо ответил Хейген. – Пошли.
За дверью послышались удаляющиеся шаги. Подождав немного, Санни смачно поцеловал девушку в губы, а затем выскользнул из спальни.
Люси пригладила волосы, расправила платье и подтянула подвязки на чулках. Каждое движение отзывалось ноющей болью, губы распухли и горели. На бедрах остались липкие капельки, но вместо того чтобы пройти в уборную и подмыться, Люси сбежала по ступенькам и вышла в сад, где присоединилась к невесте и другим подружкам.
– Где ты пропадаешь? – капризным тоном поинтересовалась Конни. – У тебя разгоряченный вид. Посиди со мной.
Жених налил девушке вина и догадливо улыбнулся. Люси было все равно. Она жадно припала к бокалу; темно-красный виноградный напиток приятно обволакивал пересохшее горло. Влажные бедра липли друг к другу. По телу пробегала дрожь. Глядя поверх бокала, Люси выискивала в толпе Санни Корлеоне; никто другой ее не интересовал.
– Когда все закончится, я расскажу, что делала, – заговорщицки прошептала она на ухо Конни.
Та засмеялась. Люси целомудренно сложила руки на столе, но глаза ее победоносно блестели, словно ей удалось обокрасть невесту.
Америго Бонасера проследовал за Хейгеном в угловой кабинет. Дон Корлеоне сидел за огромным рабочим столом, Санни стоял у окна и смотрел в сад. Впервые за день дон не проявил радушия, не обнял гостя и даже руки ему не пожал. Мастер похоронных дел получил приглашение на свадьбу только потому, что их с доном жены – ближайшие подруги. Сам Бонасера пребывал в крайней немилости.
Свое прошение он решил начать исподволь и не в лоб.
– Я надеюсь, вы простите моей дочери, крестнице вашей супруги, что она не пришла на праздник. Она все еще в больнице…
Бонасера красноречиво поглядел в сторону Санни Корлеоне и Тома Хейгена, давая понять, что не хотел бы говорить в их присутствии.
– Мы все знаем, что с ней приключилось, – сурово отрезал дон. – Если я могу хоть чем-то помочь, только скажи. Все-таки моя жена – ее крестная. Я о таком не забываю.