Вот первое протокольное христианское Чудо на нашей земле.
Капитан велел построить печь в человеческий рост, истопить ее, не жалея дров, перекрестился и на глазах изумленной публики вошел в огонь, где оставался благополучно в течение часа. Народ удивленно рассматривал праведника в языках пламени через прикопченые стекла. По прошествии времени Капитан вышел из геенны огненной и подвергся медосмотру. Никаких ожогов никакой степени на нем не нашлось.
О Чуде было немедля доложено императору Константину, который уверился в правильности государственного курса.
Депеша о неопалимом Капитане была читана и на церковном съезде – Первом Вселенском Соборе в Никее, происходившем – совершенно случайно – в эти же дни. Делегаты стоя возгласили здравицы президиуму, единственно-верному учению, лично дорогому императору Константину, «прославили Бога, дивного во святых своих для спасения грешников».
С этого первого Чуда 325 года церковное христианство утвердилось у нас безвылазно. Оно еще не стало официальным и повсеместным, но присутствие его на нашей земле с тех пор не прерывалось. Оно то проступало на карте Дикого Поля мелкой сыпью, то расползалось казенным пятном по всей стране, то лопалось пополам, то меняло фактуру. Но присутствовало непременно. Имеется оно и сейчас. Можете пощупать.
Глава 3 Русская тройка
Бывают дни, когда опустишь руки – такие эти дни окаянные.
Ни дня не проходит без взрывов и пожаров в новостях, привычных человеческих жертв. Мы очень беспокоимся о курсе свиного бисера на нью-йоркской бирже. Но так устроен наш Бог – Телевизор, — он решительно стимулирует наши поджилки. И мы очень натренированны. Нас трупами, кровью и прочей ерундой не проймешь!
А раньше было не то, что теперь, мужик жил спокойно.
Вот, казалось бы, — идет тихое время, пустые годы наполняют медленные десятилетия, неторопливые века. Но вдруг случается что-то небесное, гремит гром, трещит хребет старого мира, и мужик испуганно крестится в зенит.
В те старинные времена не случалось более одного существенного события в один век. Если в 13 веке объявлялось татарское иго, то уж скидывать его полагалось только в 14-м, а то и 15-м! Раньше никак нельзя! Общественное сознание могло не выдержать. Ему нужно было осмыслить новые факты, потихоньку приспособиться, мучительно отказаться от некоторых иллюзий. А то, если сразу, — совращение малолетних могло получиться.
Но и случилось же оно в нашей Истории! Рвануло посреди несчастного 9-го века. Так рвануло, что затрещала Европа по всем швам, да и нам досталось. Рвануло двумя дуплетами, почти одновременно, в соседних годах. Вот, смотрите сами: в каких других древних веках било так густо:
862. Разработка Кириллом славянской азбуки и перевод Мефодием Евангелия на славянский язык; и тут же Призвание славянами варягов – основание Руси.
866. Крещение первых «руссов» Аскольда и Дира; и через несколько месяцев — Константинопольский Собор Тысячи православных епископов, — раскол христианского мира на латинскую и византийскую части.
Невооруженным глазом видно, что русское «пробуждение» очень резко порет европейскую ткань.
До призвания варягов мы будто бы додумались сами, своим умом, устно, без всякой письменности. Хотя я считаю, что никакого «призвания» на самом деле не было. Как и ныне вдруг вынырнула из морозных далей некая густопсовая сволочь, объявила себя единственно верной партией, и выбила наше согласие на единогласие.
А славянская грамота Кирилла и Мефодия только помогла это свинство закрепить конституционно, запротоколировать во веки веков.
Кирилла с его грамотой к нам тоже никто не приглашал. Он сам пришел по заданию компетентных органов.
Церковный Историк соглашается, что древние славяне «были совсем не так грубы и необразованны, как их представляют тщеславные греки». Но дело было не в общей культуре и образованности, не в движениях васильковой славянской души вслед за небесным закатом, а в очень простых политических вещах. Римская церковь стремилась к всемирному распространению. Она пыталась возродить Империю в прежних, и даже более обширных границах. Только теперь для этого она использовала не легионы Цезаря, а слово Божье. Как-то смешно и горько сплелись римская экспансия и иудейская идеология, палачи и казненные, память Христа и память Пилата. Это, примерно, как если бы Гитлер победил-таки во всей Европе, благополучно завершил Холокост, а остатки евреев направил с проповедью в неумытую, но все еще непобедимую Россию. И обосновывал преимущества нового порядка цитатами из обоих Заветов. Впрочем, ведь он так и делал?