Буквально вслед за самолетом с гэкачепистами в Форос был направлен другой самолет - с командой победителей во главе с А. Руцким, которые должны были вызволить из "неволи" Горбачева, привезти его в Москву, а зараз и доставить на суд и расправу "смутьянов", думавших спрятаться под крылышком Горбачева.
В Форосе ситуация уже полностью переменилась. Горбачев отказался принять прилетевших с повинной членов ГКЧП, и они пять часов просидели в гостевом доме, ожидая решения своей судьбы. Принял он только А. Лукьянова и своего заместителя на посту генсека КПСС В. А. Ивашко, которых осыпал упреками. По восстановленной правительственной связи Горбачев первым делом попросил соединить его с Б. Ельциным и, услышав его торжествующий баритон: "Дорогой Михаил Сергеевич, как мы рады, что вы живы. Мы сорок восемь часов стоим насмерть!" - понял, что не все шансы остаться на плаву потеряны.
Сразу после этого он попросил соединить его с президентом США Д. Бушем, который очень обрадовался звонку и заверил, что и впредь будет оказывать ему всяческую поддержку. Супруга американского президента просила передать Раисе Максимовне, что она все эти дни молилась за них, и вот, видите, помогло. Действительно, молитва из-за океана не пустой звук. Она придает уверенности и решительности.
Обратно вылетели быстро, собрав наскоро самые необходимые вещи. Предложение Горбачева задержаться до следующего дня было вежливо отвергнуто. Руцкой не мог рисковать успехом этой операции, он не был уверен в надежности военных. Да к тому же у него имелся прямой приказ Б. Ельцина немедленно возвращаться в Москву, "ковать железо, пока горячо", использовать состояние шока, в котором находились страна и все общесоюзные организации.
Крючкова посадили для гарантии безопасности в тот же самолет, в котором возвращались торжествующие победители вместе с семьей Горбачева. Разница была в том, что его разместили в хвостовом отсеке под присмотром двух охранников, в то время как остальная компания шумно пировала в правительственном салоне.
В правительственном аэропорту Внуково-2 по парадному трапу в свете телевизионных юпитеров спустились сиявшие триумфаторы, среди которых явно растерянный, непривычно по-дачному одетый, шествовал Горбачев с Раисой Максимовной и домочадцами. В это же время из хвостового отсека в темноте спутался Крючков В., которого ожидали представители прокуратуры и МВД, объявившие ему об аресте. Прямо на аэродроме были арестованы: все, кто не пользовался депутатской неприкосновенностью. Остальных, кого сочли причастными к "делу о путче", взяли в ближайшие дни, когда были соблюдены внешние приличия и формальности. Один из членов ГКЧП, Б. Пуго, покончил с собой 22 августа в своей квартире, предварительно выстрелив в голову своей жене, с которой они договорились одновременно уйти из жизни.
Августовские события были практически бескровными. Их исход решен не пулями, не силой, а словами, воззваниями, указами, увещеваниями. Число погибших на улицах - всего три человека - несравненно меньше, чем число людей, покончивших с собой в состоянии глубокого шока, духовной депрессии. Среди них оказался маршал Советского Союза С. Ахромеев, бывший военным консультантом Горбачева. Он повесился в своем кремлевском рабочем кабинете. Свела счеты с жизнью прекрасная поэтесса-фронтовичка Юлия Друнина, не смирившаяся с крушением коммунистических идеалов, служению которым она отдала всю жизнь. Выбросился из окна управделами ЦК КПСС Н. Е. Кручина... Ушедшие по своей воле в мир иной люди понимали, что закончившиеся события являются красной разделительной полосой в судьбе страны, за которой начнется иная, разрушительная жизнь, в ней не останется камня на камне от прежнего уклада, к которому они привыкли за последние 70 с лишним лет. Однако подавляющее большинство населения страны не понимало, какая громадная ставка была на кону в эти августовские дни. Эти события были бескровными и прошли при пассивном, созерцательном отношении со стороны большинства, потому что люди относились к ним, как к вульгарной борьбе за власть. Ведь и та и другая стороны уже давно признали себя сторонниками многоукладности в экономике, многопартийности в политике, свободы слова. Обе стороны не отказывались от социализма как общественной системы, от Советского Союза как государственной формы. Ни в одном из документов, выпущенных в дни "путча" в Белом доме или в Кремле, не говорилось о классовом, социально-экономическом содержании политического конфликта. Он сознательно замазывался, поэтому люди не чувствовали угрозы своим личным интересам, своему социальному статусу. Внешне все крутилось вокруг вопроса о подписании Союзного договора и разделении властных полномочий между Кремлем и Белым домом. Эти заботы не в состоянии поднять на активную борьбу действительно широкие массы народа.
Активность же защитников Белого дома, их решимость идти до конца объясняется как раз тем, что они понимали личную угрозу своим интересам. Нарождавшаяся новая буржуазия проявила себя как агрессивная напористая сила. Именно она была, как в старину говорили, "движущей силой" августовских событий. В наивных романтиках, искренних правдолюбцах, честных людях на Руси никогда не было недостатка. Именно их фотографии на баррикадах около Белого дома массово тиражировались на листовках, в брошюрах и книгах. Но никому в голову потом не пришло поинтересоваться, что стало с этими прекраснодушными людьми, поискать их, привести в телестудию хотя бы в дни, когда отмечаются годовщины августовских событий.
На сцене российской исторической драмы опустился занавес, подходило время для следующего действия.
АГОНИЯ И СМЕРТЬ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ
Начиная с 21 августа, когда обозначился крах ГКЧП, в стране, особенно в Москве и крупных городах, нагнеталась атмосфера социальной мести, вендетты. Ее главными жертвами стали коммунисты и сотрудники КГБ. Несмотря на то, что КПСС практически была устранена от всякого участия в событиях последнего времени, если не считать политиканских телодвижений крайне узкого круга лиц из числа ее руководства, по ней был нанесен главный удар. Г. Бурбулис на клочке бумажки шариковой ручкой написал первый антикоммунистический донос: "В ЦК КПСС идет форсированное уничтожение документов. Надо срочное распоряжение Генсека временно приостановить деятельность здания ЦК КПСС. Лужков отключил электроэнергию. Силы для выполнения распоряжения президента СССР-Генсека у Лужкова есть. Бурбулис". Этот "документ" был положен на стол М. Горбачеву и тот 23 августа твердым почерком недрогнувшей руки вывел: "Согласен. М. Горбачев". Начался массовый захват партийного имущества: административных зданий, учебных заведений, издательств, типографий, домов отдыха, служебных дач и т. д. Это были первые трофеи победителей 23 августа. Прямо в ходе заседания сессии Верховного Совета РСФСР под улюлюканье в одночасье ставших яростными антикоммунистами депутатов Б. Ельцин подписал указ о роспуске КПСС. Вызванный на эту сессию М. Горбачев подвергся невероятным унижениям со стороны Б. Ельцина, который обращался с ним, как с нашкодившим учеником. Попытка М. Горбачева выступить в защиту социалистических ценностей и коммунистической перспективы была ошикана. Ему прямо было дано понять, что плодами победы над ГКЧП будут пользоваться только "демократы" во главе с Ельциным, а президенту СССР достанется классическая дырка от бублика.
В тот же день деморализованный Секретариат ЦК КПСС (или то, что от него оставалось) принял постановление о том, что "ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске, судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определят они сами". Днем позже, снова в зале заседаний сессии Верховного Совета РСФСР, М. Горбачев согласился с запретом своей партии, сложил с себя полномочия генсека и призвал ЦК самораспуститься.