— А так? Что так? — разозлился Цароев.
— А так у нас есть хоть какой то шанс, — Чубаров поднял кусок лепешки и протянул ингушу. — Бери и ешь.
— Не буду...
— Будешь, — Туманишвили строго посмотрел на Жору с Яковом. — Хорош жрать. Другим то оставьте.
Экс бомжи тут же прекратили чавкать и втянули головы в плечи.
— Ребята дело говорят, — отец Владимир пододвинулся поближе к чану. — Не будешь кушать, Мага, не сможешь работать. Тогда всем хуже будет. Ты же этих скотов знаешь, прости Господи...
За нежелание одного из заложников трудиться на благо «независимой Ичкерии» наказывали всех остальных — выстраивали рядком во дворе и избивали прикладами автоматов. Причем в экзекуции принимали участие не только взрослые боевики, но и чумазые подростки десяти двенадцати лет от роду. Воспитание вседозволенности у новой чеченской молодежи начиналось с младых ногтей. Подростки не умели ни читать, ни писать, ни даже считать до сотни, зато очень хорошо усвоили, что с рабом можно делать все что угодно. Вплоть до пули в живот, если так захочется. И национальность раба не имела никакого значения. Отец Владимир и иеромонах Михаил за год, что они провели в плену, несколько раз переезжали из одного аула в другой и насмотрелись на самых разных заложников. Среди них, помимо русских, были и ингуши, и сами чеченцы, и евреи, и даже французский фотодокументалист. Со всеми обращались примерно одинаково. Иностранцев только меньше били, стараясь не слишком портить их товарный вид.
— Мы совсем без витаминов сидим, — Туманишвили перевел разговор на другую тему и достал из за пазухи пучок перьев чеснока. — Каждому по три.
— Где взял? — поинтересовался Чубаров, запихивая в рот пахучую траву.
— Нарвал у того старого хрена в огороде, что сарай строит...
— Осторожнее будь, — отец Владимир взял свою порцию. — Не дай Бог, заметят.
— Я не с самой грядки брал. Там в углу двора за кустами растет. Наверное, выбросили негодные головки, вот они и проросли.
— Зимой вообще вилы будут, — прошамкал Яков. — Я за два сезона все зубы потерял.
— Я до зимы здесь сидеть не намерен, — буркнул Магомед.
— Если не намерен, тогда ешь, — наставительно сказал Чубаров. — И ушки на макушке держи. Не могут они постоянно осторожность соблюдать. Обязательно рано или поздно проколются...
— Да при мне эти уроды мало что говорят, — Цароев зачерпнул рис. — Понятно же, что я по чеченски понимаю.
— Не обязательно, — пожал плечами Туманишвили. — Они тебя проверяли?
— Как это?
— Ну, к тебе лично по чеченски обращались?
— Нет, только по русски...
— Вот видишь. Сделай вид, что не понимаешь.
— Попробую...
Ираклий переглянулся с Чубаровым и отцом Владимиром. Молодого ингуша надо было чем нибудь занять, отвлечь от постоянно накатывающей ярости.
— Это крайне важно, — подтвердил отец Владимир. — Сейчас каждая крупица информации может помочь.
— Должны же они куда то ездить, — Митя отправил в рот порцию риса. — Смотришь, и охраны поменьше станет...
Магомет задумался и начал есть. Ираклий неслышно вздохнул.
Головная группа услышала рев двигателей самолета за полминуты до того, как Су 24МР* вывернул из за зубчатой гряды и на бреющем полете пронесся над узкой ложбиной, идущей вдоль извилистого хребта.
* Су 24МР — фронтовой самолет разведчик. Предназначен для ведения всепогодной комплексной воздушной разведки на глубину до 400 км за линией боевого соприкосновения. Оснащен бортовым комплексом разведки БКР 1, в том числе РЛС «Штык», лазерной системой «Шпиль 2М» и пр. Экипаж — 2 чел.
Казаки мгновенно распластались на земле, набросив на головы мохнатые капюшоны маскхалатов.
Разведчик прошел на высоте около трехсот метров, беспрерывно разбрасывая тепловые ловушки, резко свернул влево, встал на крыло и исчез за горбом огромной горы.
— Вот именно об этом я и бухтел на последнем инструктаже, — тихо произнес Рокотов, оглядываясь назад, где в рощице акаций замерли вторая и третья группы. — Если б мы использовали радиосвязь, то через три минуту тут были бы штурмовики...
— Согласен, — Никита медленно встал на одно колено.
— Лежи! — резко приказал Влад. Филонов недоуменно пожал плечами:
— Так улетел же...
— Не говори гоп, — биолог осторожно вытянул ногу. — Это тебе не олень, который пробежал и всё. Воздушная разведка иногда повторяет заходы... Лежим тихо сорок минут. Если у них будет несовпадение по сканированию местности, то этот квадрат превентивно накроют ракетами.
— Черт... — бывший браконьер улегся обратно на камни.
— А ты думал! Современная техника... Сечет цели до полуметра в диаметре.
— Чо ж тогда про развал армии базлают? — грустно осведомился Никита. — Мол, нет у нас ни фига...
— На войну средства всегда найдутся, — проворчал Рокотов. — Это в экономике думать надо, а кого замочить — тут мы первые. И генералы денег украдут, и народ доволен, шоу по телику смотрит... Заодно ненужные мысли из головы выбиваются. Когда где то воюют, не до осмысления действий премьера с президентом. Потому то эта война нескоро остановится.
— А лодку поднять не можем...
— Не можем. Вернее, не хотим.
— С сволочи, — Филонов одним словом выразил извечное отношение русского человека к власти.
— Каких выбрали, — примирительно сказал Владислав. — Никто нас за руку не хватал, вместо нас никто бюллетени не заполнял.
— Выбора то не было, — Никита раздраженно сплюнул в пыль. — Не за сумасшедших же Яблонского с Зюгновичем голосовать.
— Вольфыч еще был, — напомнил педантичный Рокотов.
— Ага! Ты еще Джабраилова вспомни. Или этого, кемеровского губера...
Изредка случающиеся на войне передышки почему то обычно приводят к обобщенным философским беседам на политические темы.
— Надо было против всех. Вот бы покрутились, если б народ так отреагировал на выборы президента, — усмехнулся Влад.
— А а! — Филонов скривился. — Все равно бы было больше пятидесяти процентов.
— Не уверен...
— Ты просто по Питеру ориентируешься. А у нас, да и почти повсюду, народ голосует не по уму... Хотят, придурки, чтоб как при социализме было. С голой жопой, но чтоб у соседа — то же самое. Равная нищета. Я, вон, вроде небольшие бабки имел, когда зверя бил... И то оглядывался, чтоб сарай не спалили из зависти. У нас же как — если выделился чем то, значит, слишком умный. И обратно, за ноги в это болото. Чтоб у соседа алкаша хата пустая и у тебя тоже.
— В Питере аналогично, — зевнул Рокотов. — У меня приятель был, коммерсантом заделался, еще в самом начале перестройки. Причем не барыга перекупщик, а производитель. Пекарню свою открыл, развернулся... Ну, и купил себе «девятку». Цвет «мокрый асфальт», стекла тонированные, все чики чики... У дома решил держать, соседи свои, если что — угонщиков отпугнут. Но не тут то было! На следующий день выходит — бокового стекла нет. Стекло новое поставил, бабке с первого этажа денег дал, чтоб караулила... На второй день — нет заднего стекла и кто то гвоздем по борту царапнул. А бабка орет, что никого не видела. Ладно, загнал во внутренний двор, запер ворота... Вечером грохот. Выглядывает в окно — прям в лобовухе унитаз торчит. И ведь не лень кому то было на крышу лезть и оттуда сантехникой швыряться! Мораль понятна — не выделяйся, иначе ближайшие друзья приятели и сожрут... Теперь тот парень отдельный коттедж себе построил, за машины свои не переживает. А соседи, что унитазами кидались и стекла ему били, так в том доме и кукуют. Всё деньги на косметический ремонт подъезда в местной администрации выколотить пытаются. А не гадили бы — давно б по чистенькой лестнице ходили бы, дверь на кодовом замке имели бы. Мораль вторая — минутное удовлетворение от сделанной пакости обычно оборачивается потерями в будущем...
— Это точно, — согласился Никита, как то раз бросивший килограмм дрожжей в выгребную яму соседу, «случайно» своротившему своим трактором распорки, на которых сохли добытые браконьером шкурки, и так же «непреднамеренно» проехавшему по нежному меху грубыми колесами чадящего «Белоруся».