Выбрать главу

49

Таким образом, нескольких дней (5—10 июня) оказалось достаточно после приезда Ричарда, чтобы обнаружился решительный успех для дела осаждавших. Предложенные условия, однако, были отклонены.

В этом отклонении, как и во всех непримиримых решениях, имевших целью довести врага до отчаяния — в надежде на более решительный, более блестящий успех, а также на месть до конца, мы чувствуем преобладающее влияние Ричарда. Город должен был быть взят штурмом, а осажденные — сдаться на полную милость победителя. Как некогда в войне с отцом, так ныне Ричард, безгранично веря в свои силы, не хотел быть связанным никакими условиями. Впрочем, в этот очень счастливый, очень благоприятный для крестоносцев период войны в Сирии ультимативная позиция была, по-видимому, установлена с общего сочувствия. Не Аккра сама по себе важна была для крестоносцев: она была только ключом к королевству, к Иерусалиму и к Кресту Христову, находившемуся в плену у Саладина. В гарнизоне Аккры находился цвет турецкого войска и военного штаба Саладинова: множество эмиров, ряд очень знатных воинов и жителей, родственники которых были разбросаны по всей Сирии и Месопотамии, до самого Вавилона. В данном случае Ричард знал, что делал, не желая продать за Аккру, только за Аккру, жизнь и свободу осужденных, держа в руках которых, он мог бы потребовать, и потребовал на самом деле, ни больше ни меньше как все то, путь к чему открывала Аккра: он требовал Иерусалимское королевство в пределах, присвоенных ему до плена Гюи, возврата всех христианских пленных и всех святынь Иерусалима... На эти требования, однако, гарнизон ответил отчаянной вылазкой против башни на Казал-Эмбер и разрушением ее части. Крестоносцы стали готовиться к штурму стен (14 июня).

Но так успешно начавшаяся июньская кампания была подорвана проявлением двух недугов, из которых один был преходящим, а другой — неизлечимым. Первым была вспыхнувшая в лагере эпидемия, от которой стали болеть воины и которая постигла обоих королей. Записанная в хрониках под именем «арнолидии» или «леонардии», эта болезнь более всего напоминает скорбут. Больных жестоко лихорадило,

«у них были в дурном состоянии губы и рот»,

выпадали ногти и волосы и шелушилась вся поверхность кожи. Ряд крестоносцев умерли от этого недуга, и между прочим мужественный граф

50

Фландрский Филипп, — к огорчению войска и к удовольствию Филиппа-Августа, немедленно наложившего руку на его наследство. Первым заболел Ричард, и первый штурм стен, несмотря на его протест, произошел без него. Но в наступивший вслед за тем период подавленности и бездействия в лагере крестоносцев мусульмане оправились, починили разрушенные стены и, готовясь к решительной схватке, в ряде отдельных партизанских нападений на вражеский лагерь частичными грабежами, убийствами и пленом сонных его защитников усиливали растущую в нем панику.

Другою болезнью лагеря, более глубокой и безнадежной, была вражда в нем «французской» и «английской» его половин.

«Во всех тех начинаниях, в каких участвовали короли и их люди, они вместе делали меньше, чем каждый поодиночке. Французский король и его люди презирали английского короля и его вассалов, и обратно» (Роджер Ховденский) *19. Роджер Ховденский (Гоуденский) — английский хронист конца XII в. — Б. К.*.

«Короли, как и их войско, раскололись надвое. Когда французский король задумывал нападение на город, это не нравилось английскому королю, а что угодно было последнему, неугодно первому. Раскол был так велик, что почти доходил до открытых схваток».

Признав безысходность положения, враждующие избрали коллегию третейских судей, по три с каждой стороны, обязуясь подчиняться ее распоряжениям. Она не добилась согласного действия. Максимум соглашения выразился в таком компромиссе, что, когда

«один штурмовал, другой обязывался защищать лагерь».

Во всяком случае, уже после первого, «французского» штурма, малоудачного вследствие вынужденного болезнью воздержания Ричарда и, вероятно, вынужденного его волею воздержания его людей, Ричард пытался вступить в отдельные переговоры с Саладином и обменялся с ним подарками. Посредником в этих переговорах выступает имеющий вскоре стать поклонником английского короля брат Саладина — Малек-Эль-Адил-Мафаидин.